На потолке обильными пятнами выступает иней, а в воздухе еще носятся приятные запахи одеколона. Это - воспоминание о вчерашнем бритье. Каждый из нас отважно использовал свой горячий паек натурой - чайник воды. Хотя примусы рассверлены и работают почти на чистом бензине, подогрев воды занимает много времени: надо перебороть 32 градуса мороза, - и, конечно, обязательно горячую воду использовать всласть.
Пока наш народ спит, обменялся с Ленинградом и Свердловском праздничными приветствиями.
В середине палатки остатки предпраздничного ужина. По-прежнему тускло горят лампы, температура в палатке - ниже нуля. Углы палатки тонут в темноте. Глубоко нахлобучиваю меховую шапку.
К 9 часам все были на ногах. Я уже сделал метеонаблюдения. Пили спешно чай, чтобы успеть послушать речь товарища Ворошилова. Включили Красную площадь. До нас донеслись далекие шумы праздничной Москвы. Отчетливо слышали передачу парада, грозный рокот танков, артиллерии. Временами прием ухудшался, но речь любимого наркома обороны слышали отлично. Климент Ефремович, перечисляя успехи нашей родины, сказал и о нас. Это большая, огромная честь.
Потом, когда замолкла далекая и родная Москва, мы тоже вышли на демонстрацию. С двумя флагами вчетвером шли через угрюмые гряды торосов к трещине. Где - то, страшно далеко, чуть алела заря, но она не затемняла яркого блеска звезд. Ветер едва шевелил шелк наших знамен. Подошли к высокому торосу. Дмитрич забрался наверх и сказал короткую, но глубоко прочувствованную речь. Троекратным залпом приветствовали славную годовщину. Зажгли ракету. Она вспыхнула и отогнала холодную темноту арктической ночи. От ее света зажглись белые грани торосов, заискрился снег. Заиндевевшие от мороза, мы стояли, недвижные и замолкшие, стараясь подольше сохранить эти торжественные, памятные минуты. Нас четверо. Кругом на тысячу километров необъятные льды, море и ночь. Неудержимым потоком, сталкиваясь и напирая друг на друга, движутся громадные ледяные поля. То сужаются, то расходятся извилистые разводья черной воды, зажатые меж льдами. Когда меняется направление ветра, с гулом и грохотом наползают на наше поле соседние льдины, растут высокие валы торосов. Уже свыше семисот километров по прямой прошла наша льдина. Уже месяц, как ушло за горизонт солнце. Но мы не одиноки: мы живем и мыслим вместе с советским народом, вместе с ним всегда чувствуем заботу и внимание партии и великого Сталина. И если вражьи эскадрильи поползут к нашим границам, мы будем так же спокойно и уверенно работать на любом посту, куда нас пошлет, какой нам доверит страна.
Погасла ракета. Глаза долго не могут привыкнуть к темноте. И где - то вдалеке, кажется, еще не замолкло эхо нашего салюта, взорвавшего вековую тишину Арктики.
Днем снова слушали радиостанцию имени Коминтерна. Наше приветствие передавали по Морзе, а потом его зачитал Вишневский.
В 6 часов вечера принял телеграмму от связистов города Охи на Сахалине. Вот ее текст: «По постановлению предвыборного общего собрания связистов Охи на Сахалине, обращаемся к вам, славному связисту нашей родины, с просьбой дать согласие баллотироваться в депутаты Совета Союза по Приморскому избирательному округу. Президиум собрания».
Что скажешь?! Это лучший и почетнейший подарок к празднику.
Поздно вечером слушали прекраснейший концерт для полярников. Папанин рассказывал о грозных годах гражданской войны, о Севастополе, о боях красной повстанческой армии в тылу последнего белого барона, о том, как темной, осенней ночью, укрывшись в мешке из - под муки, на контрабандистской фелюге пробирался он через Черное море, а затем шел через Турцию, чтобы доставить товарищу Фрунзе донесения о действии красных партизан...
Ночью на дежурстве пришли разные мысли о нашей зимовке. О. Генри когда - то написал: «Если вы хотите поощрять ремесло человекоубийства, заприте на месяц двух человек в хижине восемнадцать на двадцать футов. Человеческая натура этого не выдержит» У какого - то другого писателя есть рассказ «Муха». Содержание его несложно Четыре человека жили в хижине на севере. ВОКРУГ не было ничего живого. И вот как - то к ним залетела живая муха. Ее заперли в консервной банке. Муха, обыкновенная муха, стала предметом заботы, смыслом жизни четырех взрослых людей. Люди ревновали друг друга к мухе. Случайно один из них открыл банку - и муха улетела. Его убили.
Что ж, полярная история знает такие «трагедии». Они не так уже неправдоподобны. Но вот у нас тут тоже четыре человека. И хижина наша имеет тоже не больше чем восемнадцать на двадцать футов. Но не только муха, даже живой слон неспособен, кажется, нарушить наше душевное равновесие. Узы тесной дружбы связывают нас. И нет в этом ничего удивительного. Точно так же дружно и бодро жили бы на льдине и другие советские люди. Ведь мы не одиноки: за нами вся страна, вся родина.
Родина. Какое светлое и большое слово! Родина - это я сам и мои друзья, это наши семьи и дети, это дороги в жизни, и мы ходим по этим дорогам как хозяева. Родина - это наши поля и сады, и птицы поют для нас в этих садах, и цветут цветы, и обильно плодоносят хлеба. Родина - это вся моя страна и каждый из нас, готовый отдать всю свою жизнь и кровь до последней капли, чтобы и впредь росла слава родины, ее благосостояние и могущество, чтобы дети наши росли в прекрасном саду социализма как цветы. Родина. Партия. Сталин. Эти слова стали едиными в сознании советского человека. Родина ваша - цветущий сад, а Сталин - великий садовник в этом саду. Он пестует людей и бережет их, он зовет их на подвиги во имя жизни и будущих поколений. Вот почему так хочется жить и жить, жить, чтобы бороться, бороться чтобы побеждать...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.