Но когда 12 апреля Слепнев вернулся из лагеря в Ном со Шмидтом на борту, даже жители Аляски, которых близость Клондайка приучила видеть во всех жизненных успехах лишь случай, а в отваге - лишь выражение той суммы золота, какой она оплачена, - должны были призадуматься. Что это? Опять счастливая случайность? Или удачи и героизм советских полярников, начиная с эпопеи «Красина» и кончая лагерем Шмидта, стали законом и заключены в самом строе непонятной большевистской страны?

Да, это, второе! Это испытывает на себе и сознает каждый талантливый человек нашей эпохи. Когда Слепнев первый раз пересек за полярным кругом воображаемую линию между СССР и США, он с волнением всматривался в очертания Аляски. Он пытался мысленно представить себе литературную родину Джека Лондона и по - ребячьи, весело хлопая своего бортмеханика Фариха по плечу, кричал:

- Под ногами - Америка!

Но попав туда, он сразу трезво и с глубоким удовлетворением учел всю разницу положений советского летчика и одиночки - пилота в капиталистической стране. Он привез в Америку завернутый в звездный флаг труп Эйльсона. Но, ознакомившись с его жизнью, од узнал, что этот талантливый летчик, которому принадлежит идея внедрения на Аляске воздушных путей сообщения, долго оставался бессильным перед самым страшным в капиталистической стране препятствием - отсутствием денег. Он занимал доллары, чтобы совершать полеты. Он торговал своим искусством пилота. Он пошел на перелет через Северный полюс только для того, чтобы стать богатым. Судьба улыбнулась ему, и он организовал акционерное общество. Если бы Эйльсону в начале карьеры кто - нибудь подарил 500 долларов, он счел бы себя счастливым. Слепнев же отверг такой подарок с презрением и усмешкой.

В этом - замечательные преимущества советского летчика. То, что ему не преграждают путь материальные невзгоды, что его талант и дерзость не подрывает нищета, что ему не нужно клянчить подаяния у богачей, чтобы прокладывать дороги в воздушные пространства, и создало в такой короткий срок такую изумительную когорту наших героев воздуха. Их мужество - не мгновенная романтическая вспышка, вызванная эпопеей челюскинцев. Отвагой наполнен каждый будничный день наших пилотов Арктики. Перед отправлением в лагерь Шмидта Слепнев написал. «Я всю жизнь воевал либо летал». Это действительно так: Слепнев трижды ранен и дважды контужен. Выпустив в воздух сорок пилотов - своих учеников, он сам не раз обогнул на своей птице земной шар, покрыв - без аварий - 400 тыс. км.

Что отмечают тысячи километров пути советского летчика? Возьмем наудачу несколько эпизодов.

В полярную ночь недалеко от границ Америки начальник летного звена Слепнев обратился с приказом к эвену:

- Наступает момент, когда летной части экспедиции предстоит выполнить почетную задачу спасения пассажиров «Ставрополя». Эта задача потребует от вас напряжения всех сил, потребует дерзости, так как полеты в условиях полярной ночи будут произведены впервые в нашем Союзе. На вас возлагается также смелость пойти на конкуренцию в летном деле с первой капиталистической страной в мире (Соединенными штатами). Я призываю звено к совершенно точной и дисциплинированной работе, работе такой же четкой, как работа наших моторов, и верю, что мы выполним все задания нашего правительства, советской общественности и общества «Добролет».

Это стиль нашего летчика. Но вместе с высокой сознательностью он должен обладать и могучей силой. В море Лаптевых, на льдине, на окоченевшего Слепнева пошел медведь. Пилот выстрелил в него, собрав последние силы. С великолепным инстинктом жизни бросился он к свалившемуся медведю, разрезал ему грудь и разорвал сердце, чтобы согреть в его горячей крови свои отмороженные руки.

Вернувшись в Москву, Маврикий Слепнев расстелил на полу белую шкуру медведя и отправился в Осоавиахим с докладом о путях овладения Севером. Он теоретически обобщал опыт экспедиции.

- Я полярный летчик, но я убежденный собачник, - говорил Слепнев, подымая вопрос о базах и собачьих нартах.

Когда Слепнев познакомился с Эйльсоном, тот представлял уже кусок замерзшего мяса. Но Слепнев изучил весь опыт этого летчика, осваивавшего побережье Аляски, столь схожее с нашим Севером, и принес этот опыт в Осоавиахим.

Опускаясь на землю, «воздушный шофер», как назвал Слепнева в грамоте Юнкере, приносит вместе с другими советскими летчиками смелые планы завоевания воздуха, намеченные там, высоко, откуда виднее горизонты. И, принося, знает, что большевистская земля их примет. Она дерзка и не ставит границ ничьей дерзости.

В подаренной ЦИК квартире Слепнева окружают необычайные вещи (каждая - кусок полета, вместе взятые - это история 400 тыс. км воздушного пути): флажки золотоискателей, охотников, зверобоев, рыболовов, моряков, оленеводов и авиаторов; расшитый восточным орнаментом ковер - подарок тюркского правительства; кусок амундсеновского дирижабля «Норвегия». В ящиках письменного стола хранятся минералы: соли с полуострова Тус - Тах; кристаллы сгущенной нефти из реки Оленьки; руды с острова Бегичева; снимки новооткрытых островов; листовка, впервые серо шейная с серебряной птицы на Алданские золотые прииски. Эта комната, похожая на музей, говорит о новом жильце прекрасной эпохи, об одном из славной семерки, отмеченной званием «Героя Советского союза».

Оглядывая вещи, Слепнев вспоминает: - Я видел озеро Александра Македонского словно сапфировую чашу, брошенную в предгорье Памира. Видел Хайбергский перевал за Кабулом и усаженную миндальными деревьями дорогу, бегущую на родину народов, в Индию. Европа, дебри Якутии, Афганистан и Чукотка - вот скачки, которые обычны для летающих людей нашего времени.

Но теперь все эти воспоминания Маврикии Слепнева затмевает его беспримерный рейс в ледяной лагерь Отто Шмидта и ста соратников Шмидта - краснозвездных челюскинцев.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.