КТО из нас не читал жизнеописаний великих ученых?! Наше воображение поражала головокружительность скачка из полной неизвестности к мировой славе. И нередко закрадывалось сомнение: нет ли в этой внезапности превращения доли преувеличения, почтительной фантазии биографа.

А между тем, у нас в СССР, в наши дни, на наших глазах повторилась такая же картина. Кто мог угадать в 17 - летнем юноше, робком провинциале, приехавшем ради учебы в незнакомый огромный город, будущего кандидата на рокфеллеровскую стипендию? Какой пророк предсказал бы, что спустя 5 - 6 лет имя Гамова, скромного советского студента, потрясет умы крупнейших физиков всех стран, прокатится громовым эхом по всему свету - от маленькой Дании до далекой Америки?!

Бывали за спиной у Георгия Гамова трудные дни. Сын бедного сельского учителя, он привез в Петроград (в то время) один только багаж: знания, полученные в трудшколе II ступени. Университетская аудитория часто видывала тогдашнего Гамова в неизменных высоких сапогах и порыжелой кожаной тужурке. Он смело мог сказать словами римского мудреца:

«Все свое ношу с собой».

Но Гамов был тем «советским парнем», которым называл его впоследствии Демьян Бедный. Он не растерялся перед трудностями жизни и науки. Георгий нужные на жизнь несколько десятков рублей в месяц добывал, работая то лаборантом в Оптическом институте, то сотрудником в Геофизической обсерватории. А урывками, в свободное время пешком бежал с 21 - й линии Васильевского острова в университет на лекцию, в лабораторию на опыты.

Сначала Гамов, оказавшийся спустя несколько лет, великим теоретиком, считал себя экспериментатором. Это заблуждение молодого студента оказалось «накладным» для Оптического института. На какой - то самый пустяшный опыт по аномальной дисперсии, т. е. по изучению распространения света, юноша испортил не много, не мало 12 дюжин высокочувствительных заграничных фотопластинок.

Он долго бился над причиной неуспеха, а секрет оказался прост: пластинки гибли, не давая возможности даже увидеть на них результаты опытных съемок, по совершенно простой причине. Рядовой фотограф - практик быстро разъяснил недоумение Гамова. Не годилась низкая температура, при которой он проявлял пластинки. Но объяснение пришло поздно. Дорогие материалы были испорчены, а в Оптическом институте стали косо смотреть на молодца. Неудачные эксперименты стоили много денег. Обескураженный исследователь вернулся к университетским занятиям. И, как знать, может быть, ценой этих 12 дюжин заграничных пластинок, этой серьезной неудачи, постигшей Георгия на первых шагах, мир получил теперешнего мирового теоретика.

Вернувшись к работе в университете, Гамов заинтересовывает первыми же своими работами талантливого университетского профессора - физика Круткова. Последний уже по первым, еще робким шагам чувствует в советском парне дремлющую большую силу. Сила эта мало - помалу выходит из потенциального состояния и дает о себе знать все громче. Студент Гамов выступает с докладами на Всесоюзных съездах физиков: сначала в Ленинграде и позднее на съезде в Москве. Гамов решительно уже тогда встает в редкие ряды убежденных приверженцев совсем еще новой в то время, так называемый, волновой механики - науки, которая несла физике подлинную революцию. Мог ли зревший исследовательский ум молодого ученого страны Октября не стать на сторону революции и в его науке?!

К этому времени университетский курс окончен. Проявленные Гамовым дарования обеспечивают ему аспирантуру. Но и попав в толпу аспирантов, Гамов быстро выделяется среди них, прежде всего, как активный общественный работник. Он избирается членом городского бюро аспирантов. Свои научные занятия он переносит в физико-технический институт академика Иоффе. Кто не знает не только в Советском Союзе, но и повсюду заграницей этого замечательного научного учреждения и не менее замечательного его руководителя! Этот институт считается по праву колыбелью всей советской физики. Здесь за короткий срок создалась целая школа молодых советских физиков, призванных омолодить, влить новые жизненные соки в мировую науку. Среди них Гамову суждено было занять одно из первых мест.

И прямо от Иоффе 22 - летний Гамов командируется в Германию, в Геттинген. Здесь, в Геттингене, молодой советский ученый в течение двух недель создает свое гениальное учение о распаде ядра атома, доставившее ему мировую известность.

Подробно останавливаться в небольшом очерке, рассчитанном к тому же на широкого читателя, не - специалиста, на учении Гамова, конечно, невозможно. Но кое - что нужно отметить.

Почему открытие Гамова произвело среди ученых впечатление разорвавшейся бомбы? Почему имя 22 - летнего физика сразу же встало в ряд с крупнейшими физиками мира?

Теорией атома занимались крупнейшие ученые Западной Европы и Америки. Еще в 1911 г. знаменитый англичанин Резефорд предложил модель атома, по которой атом состоит из тяжелого, несущего положительный заряд ядра и электронов, вращающихся вокруг него, наподобие маленькой планетной системы. Другой ученый - датчанин Бор, считающийся сейчас патриархом среди физиков, сумел разработать всю теорию движения атомов. Казалось бы, что все физические и химические свойства атома объясняются качественно и количественно. Но оставалась тайной самая причина явления - свойство атомов тяжелых элементов распадаться. Оставалась непонятной причина радиоактивности. Не было установлено и принципа закономерности распада положительных частиц.

Гамов в своей работе разрешил задачу, которая оказалась не под силу ни Резе - форду, ни Бору. Он созданным им учением - о самопроизвольном распаде элементов - ответил на вопрос, почему распадаются элементы? Он наметил ряд закономерностей распада. Тем самым пришел к созданию своей модели ядра, отличную от модели Резефорда и вытекающей из всего его учения.

Опубликование первой же работы Гамова вызвало живейший отклик среди виднейших физиков всех стран. Известный берлинский ученый Лауэ предложил Гамову проделать вместе с ним - еще раз все подсчеты. Около 15 новых работ в разных - странах явились результатом откровения Гамова. А «советского парня» Гамова призвал к себе в Копенгаген творец теории атомов - физик Бор. Встреча Бора с Гамовым - эпизод, достойный быть запечатленным для истории науки. Старик - ученый, с мировой славой, горячо обнял юного советского аспиранта, приветствуя в нем восходящую зарю нового научного мышления. Вместе с Бором Гамов проработал не - сколько месяцев. У того и другого оказался одинаковый склад мысли. Не укрываясь в сухую отвлеченную математику, оба они мыслит образами, картинами, намечая в каждом их штрихе новые пути для науки.

Из Копенгагена Гамов уже как признанный ученый держит путь в Кембридж, в Англию, к самому Резефорду, создателю всей теории радиоактивного распада атомов. Гамов встретил сначала несколько настороженный прием. Прославленного английского физика охватило - было неверие. Как? Простой «советский парень» предсказал конечный путь тех идей, которым Резерфорд отдал всю свою жизнь? Ведь, Гамов опередил знаменитого англичанина.

Но... интересы науки восторжествовали над остальными чувствами быстро, и Гамову предоставлена полная возможность для продолжения его работ.

А совсем недавно, несколько недель тому назад, творческая деятельность советского ученого получила еще одно, новое, на этот раз совершенно исключительное признание. Наряду с премией Наркомпроса, Гамов, находясь летом в СССР, получил еще одно радостное известие - Резефорд добился представления советского физика на стипендию Рокфеллеровского института. Стипендию, открывающую перед Гамовым перспективы осуществления всех творческих замыслов. Ему гарантирован еще целый год работы в Кембридже.

Самое замечательное в этом последнем успехе - тот факт, что кандидатура Гамова была выставлена английским ученым, представителем одной из наиболее кастово-обособленных научных корпораций.

Сейчас Гамов вновь в Кембридже. Вновь его пытливый ум устремлен к разгадке научных тайн. Того, что еще остается непонятным, недостаточно выясненным в области распада ядра атомов.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.