— Она... Ну, и вы тут из Москвы как раз приехали. Вот я и решился... — Он шумно вздохнул и поднял голову, в светлых глазах появилась какая-то скорбная решимость, — Из-за себя не стал бы. Мне бы только смерти скорей дождаться. Да вот из-за нее, птахи этой...

— Что же произошло у вас, Иван Григорьевич?

— Издалека начинать-то надо. Значит, так. Случилось это в тридцать седьмом еще. Молодой был, грамоты семь классов набрался, в колхозе работал. Послали меня однажды за семенным зерном. Привез. А оно оказалось таким, что не только сеять — корове дай, она жрать не станет. Одним словом, подсунули мне. А я, по дурости, уже всюду, где полагалось, роспись свою поставил. И один как есть виноватым оказался. Ну, судили меня. И дали за вредительство десять лет. Вот так…

Федоров умолк. Ошеломленно молчал Сергей. Звенящая тишина на миг воцарилась в кабинете. Вздохнув, Федоров продолжал:

— Да-а... Попал, значит, я нуда следует, в холодный край. И думка такая засела мне в голову: убегу. Не за что мне тут быть. Год или поболе, однако, пробыл, с разными людьми встретился. А потом... одним словом, убег. Молодой-то я еще покрепче был. Сила во мне большая гуляла, а в башке-то пусто. Не поймали меня. Всю тайгу пехом прошел. Волка руками душил, кору жрал. Но прибег я, не думая, не гадая, в город Ростов. Там один мне и присоветовал: вербуйся, мол, на сельские работы, там люди во как нужны. Ну, я и попал в совхоз. Горы я там ворочал за десятерых. Совесть все свою успокаивал. Видят люди, какой я есть работник, присоветовали остаться. Со слов справки мне, канне надо, составили, я к этому хозяйству и прирос Работал там и за страх и за совесть. На красной доске висел. Свеклу разводил. За нее и на Выставку в Москву попал. Знаменитая получилась свекла. Отец покойный ее еще разводил, а я мальчонкой помогал. Вот и пригодилось. В Москве я медаль получил. И диплом. А все эти справки и дипломы руки мне жгли. Чужая ведь там фамилия, из головы ее взял. Люди ко мне с почетом и уважением, а я их обманул подло. И еще страх, конечно, во мне жил. Не дай бог узнают, что беглый я. А тут, аккурат перед самой войной, дивчину встретил. Полюбил ее без памяти, женился.

Свадьбу совхоз устраивал. А я сижу, помню, за тем громадным столом, смеюсь и плачу, и слезы текут, и душа разрывается. Да... Лучший час своей жизни сам же и растоптал». А после свадьбы еще горше мне стало. Совсем было собрался на признание идти, а тут война. Ну, про войну я вам уже говорил, — со вздохом заключил Федоров, — и про потом — тоже…

Он снова умоли.

Молчал и Сергей, не в силах собраться с мыслями, не в силах охватить, разобраться во всей этой нескладной, трагической жизни. Он понимал, что Федоров ждет от него не прощения, не каких-то утешительных слов, а избавления, избавления любой ценой, ибо дальше он уже не может носить в себе этот страшный гнет; что настал предел его силам. И Сергей вдруг вспомнил, что сказал Федоров о Марине. Появилась она, вот он и дрогнул и пришел сюда, к Сергею. Но почему же? Как она появилась? Кто она?

Н, словно угадав все эти вопросы, Федоров выпрямился, строго посмотрел в глаза Сергею и твердо, как что-то бесповоротно решенное уже, сказал:

— Дитев у нас не было, не смел я их иметь, раз обманом жил. А тут появилась под конец жизни эта девчушка. Сирота она круглая и горя, кажись, тоже хлебнула немало. Вот мы с женой и решили принять ее к себе. Но тут уж без обмана надо. Потому и решился я. Нельзя ей чужую, а не свою фамилию-то давать.

— Она взрослая, Иван Григорьевич, у нее своя фамилия должна остаться.

— Не имеет значения, — твердо возразил Федоров. — Раз с нами жить будет. Да и вообще… Вот я к вам и пришел. Может, тридцать лет мук моих… — Голос Федорова дрогнул, и он снова проглотил подступивший к горлу ком... — может, зачтет их наша власть, — и тихо, еле слышно, добавил: — Егоров я по рождению…

— Полагаю, зачтет, Иван Григорьевич, — кивнул головой Сергей. — Полагаю, дело ваше суд пересмотрит, — и решительно добавил: — Сам к прокурору республики пойду, слово вам даю. Только все это написать надо.

Федоров растерянно развел руками.

— Ну где же мне написать про это?

— А мы вместе напишем. Сейчас, — загорелся Сергей, чувствуя, как отступают куда-то все его дела и заботы перед этой страшной человеческой драмой, и если он не вмешается, не поможет, то никогда себе этого не простит и потеряет уважение к самому себе.

Уже под самый конец, когда заявление на имя прокурора республики было почти написано, Сергей сказал:

— Надо, Иван Григорьевич, и о вашем желании удочерить Марину тоже написать, просто чтобы ситуация яснее была.

— А как же. Непременно. Желаю, мол, удочерить Марину Владимировну Иванову.

— Что?! — Сергей, опешив, поднял голову и с изумлением посмотрел на Федорова. — Как ее зовут?..

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 20
• 21
• 22
• 23
• 24
• 25
• 26
• 27
• 28
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.