Стечение обстоятельств? Что ж, этот фактор в жизни любого человека может сыграть заметную роль. Но, конечно, не главную. Безусловно, не главную. Не будь всего предшествовавшего развития личности, что могло дать благоприятное стечение обстоятельств? Возможно, оно возникает и у людей, к этому не подготовленных, – и что? Они просто этого не замечают, проходят мимо.

Главное, что определило «звездную» биографию Гагарина, – это его личность. В ту пору, когда он был зачислен в отряд, все двадцать были в равном положении, но так случилось, что девятнадцать хотели, чтобы среди них, равных, он был первым. Он не добивался этого, но все его товарищи именно так воспринимали Юру.

Когда Сергей Павлович Королев встретился с отобранными на программу шестью кандидатами (среди них был и Гагарин), окончательное решение о космонавте № 1 еще не было принято. Я был на этой встрече и, конечно, запомнил, что Королев после нее больше всего вопросов задавал нам о Гагарине. И мы поняли, что он по-особому пристально приглядывается к этому смоленскому пареньку, разгадав в нем натуру, характер, живой и цепкий ум.

– Виталий Иванович, расскажите поподробнее, как вы сами впервые встретились с Гагариным. Какое впечатление он на вас тогда произвел?

– Это случилось буквально через несколько дней после того, как первый отряд космонавтов собрался в Москве. Звездного городка тогда еще не было, жили в конце Ленинского проспекта, где он пересекается с улицей Кравченко. Там щит еще стоял – условная граница Москвы в то время. И вот крайний дом – в нем и дали всем квартиры. А занятия проходили напротив Петровского дворца, где академия имени Жуковского, в маленьком двухэтажном здании, находившемся на территории бассейна ЦСКА.

В начале марта 1960 года первую, вводную лекцию курса «Механика космического полета» отряду космонавтов прочитал мой учитель Михаил Клавдиевич Тихонравов, создатель первой советской жидкостной ракеты. Он представил меня, сказал, что мне поручено читать весь курс, и приступил к своей лекции.

В начале тридцатых годов Михаил Клавдиевич был соратником Королева по ГИРДу – Группе по изучению реактивного движения. И вот ведь какие необычайные совпадения бывают в жизни! Тихонравов рассказывал мне, что в марте 1934 года, после серии удачных пусков первых советских жидкостных ракет и создания Реактивного научно-исследовательского института, в котором они будут работать вместе с Королевым, впервые заговорили оба о будущем полете человека в космос. Март 1934-го... Месяц, в который родился Юрий Гагарин...

Здесь, вероятно, уместно сказать, что во время учебы в Московском авиационном институте я опубликовал две работы: одна называлась «Определение оптимальной дальности полета баллистической ракеты», а вторая – «Возвращение крылатого аппарата с орбиты спутника на Землю». Научным руководителем этих работ был Юрий Александрович Победоносцев, возглавлявший, как и Тихонравов, одну из бригад ГИРДа. Потом, после окончания института, я пришел работать в КБ, которым руководил Королев, в отдел, которым руководил Михаил Клавдиевич Тихонравов. Под его руководством я защищал кандидатскую диссертацию, но это было уже позднее.

А тогда, в шестидесятом, по поручению Сергея Павловича Королева я составил программу подготовки первого космонавта. В программу входили введение в высшую математику, элементы небесной механики, механики космического полета, короче, основы знаний. Ну и конструкция «Востока»...

Когда мы с Михаилом Клавдиевичем пришли в аудиторию, то там сидели двадцать молодых летчиков, лейтенанты, старшие лейтенанты, несколько капитанов. И один был майор в морской форме – Павел Иванович Беляев. Самый старший из космонавтов.

В перерыве, когда была возможность пообщаться, поговорить, я заметил, что сразу образовалась группа, в которой мне бросились в глаза двое. Один – коренастый, голубоглазый, с удивительной улыбкой, – он все время какие-то истории рассказывал, все хохотали. И все к нему обращались: «Юра! Юра!»... А второй – капитан с задумчивыми, грустными глазами – это был Володя Комаров. Он работал летчиком-испытателем, окончил Академию имени Жуковского.

На второй лекции, которую я читал уже сам, я опять взглядом «зафиксировал», заметил голубоглазого. А позднее, когда уже со всеми ребятами познакомился, почувствовал, что он стал в отряде, что называется, душой общества. Собственно говоря, они все тогда знали друг друга недели две-три, не больше. Но его, не ошибусь, выделяли.

– Виталий Иванович, ваш первый полет с Николаевым – в июне 1970-го, через десять лет после лекций, прочитанных первому отряду космонавтов, через девять лет после полета Гагарина. Не могу себе представить, что космический полет в обозримом будущем станет чем-то будничным, привычным, рутинным. Шагнуть в неизведанное – вероятно, все же каждому это приходится делать по-своему. И как бы это ни было просчитано, подготовлено предыдущим всем развитием, фактор неожиданности остается. Если вы вспомните о вашем ощущении первого полета на «Союзе-9», – в чем оно могло отличаться от ощущения Юрия Гагарина?

– Ну, оно отличалось, несомненно. Прежде всего отличалось вот чем: я иду делать то, что уже сделали другие. Это не значит, что все необходимое уже сделали. У каждого экипажа иная программа, как правило, сложнее с каждым полетом. Мы выполняли с Андрияном Николаевым длительный полет – 18 суток. До этого у нас был опыт – 5 суток в космосе. Нам нужно было идти дальше. Что такое невесомость, мы представляли, понимали, что это нешуточное дело. А вот какие задачи мы можем решать в невесомости, мы еще полностью не знали. Уже был готов проект станции, она строилась – и полетит через год после нашего полета, – но на какой срок можно планировать экспедиции на эту станцию, нам еще не было известно. И мы не были уверены, что в рамках, допустим, месяца человек может летать в невесомости. Изучить воздействие на организм человека комплекса условий космического полета, и прежде всего невесомости, – такова была первая задача. Вторая – это была главная задача – анализ работоспособности. Что можно доверить человеку, а что необходимо передать автоматике? Третья задача – выяснить, какие тонкие операции может делать человек по управлению, а что он не может, и тогда надо развивать автоматические системы. Они должны быть дублированы, троированы – стало быть, большой дополнительный вес. А если можно доверить операцию человеку, тогда можно обойтись ручной системой. И таких задач было много. Сейчас это странно звучит, ведь у нас сейчас совсем другой опыт, но тогда все это было крайне важно.

Так вот, при всей сложности задач я все же шел в семидесятом в полет, в который уже ходили до меня. А Гагарин шел первым. До него никто не летал. Это был первый шаг, шаг испытателя. И в силу того высочайшая, вряд ли с чем сравнимая ответственность. Как бы ни была сегодня сложна программа любого полета, даже если она не будет полностью выполнена, сократится по времени, к примеру (бывают у нас такие ситуации: не состыковались, не выполнит задание один экипаж – выполнит другой), это не скажется на всей программе полетов. А если б был неудачен первый полет, гагаринский? Это могло затормозить всю программу пилотируемых полетов, и возможно, на много лет. Сейчас уже освоена техника, и мы с других позиций можем посмотреть на любой непредвиденный случай. Надежность неизмеримо выше. И уверенность.

Когда полетел Гагарин, мы еще не знали, сможет ли человек логически мыслить в невесомости. Нам не было еще известно, не произойдет ли что с его подвижной психикой в условиях космоса. Поэтому, оказавшись на орбите, Гагарин должен был вскрыть запечатанный конверт, прочитать трехзначное кодовое число и набрать его на специальном наборном устройстве. Только после этого, если не было сделано ошибки, включалось питание и космонавт мог выдавать команды.

Юрий Гагарин доказал, что человек может находиться в космосе и работать там. Это его исторический подвиг, который никогда не будет забыт человечеством. «Он всех нас позвал в космос», – написал в Книге памяти Ю. А. Гагарина, которая хранится в мемориальном кабинете в Звездном городке, американский астронавт Нейл Армстронг, первым побывавший на Луне. Международная авиационная федерация (ФАИ) учредила Золотую медаль имени Ю. А. Гагарина. которой ежегодно награждаются летчики-космонавты, достигшие наивысших результатов в области освоения человеком космического пространства в мирных целях. Первая гагаринская медаль была вручена Георгию Береговому.

Гагарин мечтал снова побывать в космосе, готовился к полетам. Но вот произошла трагедия: при первом испытании «Союза» погиб наш друг Володя Комаров. Юрия освободили от летно-космической подготовки к полетам на «Союзах». Он был тогда среди дублеров Комарова. Тогда же запретили летать на самолетах. Год он добивался разрешения летать – и добился. Говорил: «А может быть, и подготовку разрешат. Еще бы разик в космос слетать...» А потом – 27 марта...

– Не так давно вы с большой группой космонавтов побывали в городе Гагарине, на родине космонавта № 1. И повод был знаменательный...

– Да, повод был очень знаменательный и сердечный: 80-летие Анны Тимофеевны, матери Юры. Приехал к ней в гости большой отряд космонавтов. И старшего поколения были космонавты, гагаринского набора: Леонов, Волынов, Горбатко, – и того поколения, которое рядом было: Лазарев, я, – и младшего поколения многие. Я даже и не скажу, сколько раз был в Клушине, в Гагарине, где родился Юра. Притягивают эти места. Притягивают, конечно, прежде всего потому, что это родина Юры. Притягивают природой своей, своими людьми. Скромный и приветливый народ живет здесь, на границе Смоленщины и Московии. Исконно русский народ. И общение, встречи с людьми в этих краях всегда отличаются близостью неподдельной. И в радости и в горе здесь вместе держатся.

Анна Тимофеевна в свои 80 лет что вспоминает? Вспоминает труд свой, становление семьи, ребятишек, тяжкую беду войны. Чуть повзрослели дети – из гнезда улетели, так она говорит. И вот – вечное ожидание. Юра учился в ремесленном училище, приезжал. Потом с невестой приехал. С молодой женой...

Анна Тимофеевна – это каждый почувствовал, кто с ней встречался, – приняла от этой земли и ее людей тепло и мудрость, и вот уже после большого периода славы Юры слава ее материнская идет рядом – очень такая нежная и простая, открытая, без ложной застенчивости и без излишнего пафоса, с оценкой всегда земной, трудовой. И – с ответственностью. Я давно Анну Тимофеевну знаю, люблю, восхищаюсь ею. Все ребята из отряда называют ее «наша мама». И это верно.

Юбилейные торжества совпали с открытием Дома космонавта № 1 – это начало большого мемориального центра. Город Гагарин – ударная комсомольская стройка, и нужно сказать, что комсомол внес исключительно большой трудовой вклад в изменение облика города. Космонавты тоже стараются по мере возможности участвовать в работе комсомольских строительных отрядов.

– И еще один, последний вопрос, Виталий Иванович. Полет Юрия Гагарина с потрясающей предметностью напомнил людям, что все мы живем на одной планете, и общий долг – спасти ее от ядерной катастрофы, от безрассудства гонки вооружений, от голода и нищеты. Этот полет стал призывом к человеческому разуму, к миру и сотрудничеству. Вероятно, в нынешних условиях, когда международная обстановка резко обострилась, когда администрация США реализует планы использования космоса в военных целях, полет Юрия Гагарина в еще большей степени, чем когда-либо раньше, утверждает гуманизм социалистического общества, неизменную решимость нашего государства идти по пути мира и международного сотрудничества. Ваше мнение?

– Прежде всего я хотел бы вот о чем сказать. Юрий Гагарин первым затронул струну, знакомую любому, кто побывал в космосе: Земля-то наша очень маленькая, и мы в ответе за нее, за жизнь будущих поколений, за то, чтобы не превратилась она в обуглившуюся ядерную головешку. И это не какой-то безадресный, абстрактный пацифизм, это простая и естественная человеческая забота о дне сегодняшнем и завтрашнем, о наших детях.

Космические исследования сделали человечество зорче: мы увидели и рассказали точнее и откровеннее, чем это было мыслимо раньше, о воздействии человека на окружающую среду, на биосферу. И сколь же часто это воздействие оказывается неразумным, беспечным, а порой преступным. И загрязнение атмосферы и океана, и ограниченность природных ресурсов, и сокращение лесного покрова, и опустынивание, и лесные пожары, и воздействие стихийных явлений, таких как тайфуны и бури, – все это особенно остро видится из космоса.

Я был на заседании государственной комиссии, самом первом после гагаринского полета. Когда он сказал, что беречь надо Землю, у него глаза даже как-то по-особенному, какой-то душевной заботой засветились. Я это четко запомнил.

И еще вот о чем я думаю сегодня: о двух рубежах в человеческой истории, которые мы перешагнули с небольшим временным разрывом, за период жизни одного поколения. Я говорю о начале атомного века и о начале космической эры. До сих пор нет-нет да и прозвучит в дискуссиях мысль о том, что стоило ли проводить работы в области ядерной физики, доводя их до практической реализации открытия, – и открытие это, еще не вступив в сферу энергетики, уже стало оружием. И другая мысль того же ряда: стоило ли выходить в космос, если агрессивные силы уже сегодня готовы использовать его в военных целях? Я думаю, что ответ однозначен: искусственно заблокировать, задержать развитие человеческой цивилизации, накопление наших знаний о мире и стремление расширить их невозможно. Любая попытка подобного свойства обречена на провал. И без величайшего открытия – ядерной энергетики – человечество развиваться не может, это совершенно очевидно, и естественный выход за пределы планеты, в космос, для познавательной и производственной деятельности людям жизненно необходим.

Проблема, стоящая перед человечеством, не в том, что наука обрела невиданное в прежние времена могущество, а в том, как оно будет использовано, в каких целях.

Абсурдно угрожать с помощью знаний представителям собственной земной цивилизации. Открытия в области ядерной физики и в освоении космоса – для человечества гордость, а не проклятие. И если хватило у человека разума сделать такие открытия, то должно хватить разума, чтобы использовать эти открытия на благо цивилизации, а не для ее уничтожения.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.