Дома стояли ровными, как солдаты на параде, рядами. И стекла окон, словно пуговицы, сверкали на их серых, скромных мундирах. Дома появились здесь недавно. Любопытное солнце, заглядывая в окна, видело только свеже-белые стены да красноватый глянец полов. Но вот дома стали заселяться. Шумно подъезжали трехтонки, люди сгружали мебель: круглые желтоватые столы с кокетливо изогнутыми ножками, блещущие полировкой кровати, мудрые книжные шкафы. Люди вносили мебель в квартиры. Долго и сосредоточенно расставляли ее. Люди вешали на окна хрустящие тюлевые занавески. Людям хотелось жить удобно. Но вот переездной переполох кончился. Жильцы ввинтили в электрические патроны стосвечовые лампочки. По вечерам дома смотрели на мир восторженно светящимися окнами, в которых горели матовые плафоны и рожки. Устроив свой быт, люди вышли из квартир. Они увидели вокруг дома рыжие осколки кирпича, колючую, невесть откуда взявшуюся проволоку и прочий малоприятный хлам. Это не понравилось людям. Они взялись за лопаты, грабли и убрали мусор. А потом вскопали землю и сделали клумбы. Люди посадили цветы. Сколотили небольшие скамеечки. И все-таки чего-то не хватало. Тогда Ефим, молодой парень из двадцать четвертой квартиры, работавший каменщиком и занимавшийся в какой-то изостудии, решил сделать скульптуру. Каждый вечер он сидел на скамейке и долго, старательно что-то рисовал на земле. Однажды вечером вместе с Ефимом пришли еще два парня: Петр, газосварщик с соседнего завода, и его дружок Лева. Они притащили обрезки водопроводных труб, проволоку и какой-то, очевидно, очень тяжелый баллон. Ребята долго спорили, а потом принялись за работу. И далеко за полночь в окнах отражались зеленовато-синие зарницы газосварки. А утром жильцы увидели, что посреди клумбы лежит деревянный круг, сбитый из досок. Из середины круга торчала причудливо изогнутая водопроводная труба. К ней были приварены четыре проволоки с привязанными к ним маленькими деревяшками. Жильцы удивленно пожимали плечами. А няньки-старушки, поджав губы, уводили детей подальше от клумбы и, ища сочувствия друг у друга, укоризненно шептали:

- Вот ведь молодежь... Когда Ефим пришел с работы, к нему подошел управдом Эдуард Митрофанович.

- Ты, Зыков, хулиганство это брось! За такое и из комсомола можно.

- За что, Эдуард Митрофанович? Я же скульптуру делаю! - объяснил Ефим.

- Знаем мы эту скульптуру! Западное искусство. Не дурак, сам «Советскую культуру» читаю. Немедленно убрать! Ишь, эстет! - не сдавался управдом.

- Да она ж еще не докончена. Это ж скелет, остов. Сверху еще глина будет, - взмолился Ефим.

- Глина - это еще не все. Руки, ноги будут? Голова будет?

- Конечно, конечно, Эдуард Митрофанович! Девушку леплю.

- Девушку? - опять насторожился управдом. Потом, немного подумав, добавил: - Ладно, лепи девушку. Только того... не античную. Сам понимаешь - дети... Ефим раздобыл где-то шамотной глины. Ефим старался. Ему очень хотелось, чтобы скульптура получилась красивой. Он тщательно приглаживал глину большими, неуклюжими ладонями. И на поверхности оставались желобки от твердых Ефимовых мозолей. Наконец скульптура была готова. Посреди клумбы стояла девушка, легкая и стройная, и взгляд ее был устремлен куда-то ввысь, словно увидела она что-то прекрасное и необыкновенное в синей глубине неба... Скульптура получилась далеко не античная, но Эдуарду Митрофановичу она все равно не понравилась.

- В музее лучше, - сказал он. Но тут же добавил: - Ладно уж, пусть стоит! А про себя подумал: «Глина... Дожди пойдут - развалится». А жильцам скульптура понравилась. Они выходили из квартир, садились на скамеечки и, тихо улыбаясь, смотрели на скульптуру. Люди ничего не говорили. Людям хотелось жить красиво.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.