Сказание о том как Пимпф стал мертвоголовым

- «Мы, смелые сыны бессмертного звена колонны номер три, объявляем здесь вам, недостойные твари, вражду. Мы вызываем вас на открытую полевую битву, если ваши рабские и адъютантские души остались еще живы после смерти свободных людей. Приведите с собой нотариуса и носильщиков мертвецов, так как мы постараемся как следует расплатиться с вами, недостойной сволочью, с вами, собачьими сынами, за нападение, выдуманное вашим...».

- Можешь не читать дальше, - заметил Вотан, - я уже усвоил самую суть. Что же, пимпфы всегда говорят таким языком?

- Да! Фюрер любит, когда мы так выражаемся, и приказывает печатать наши письма в детских журналах. Фюрер говорит: «Мальчики должны с ранних лет научиться переносить побои». Фюрер говорит: «Мы забираем у взрослых детей. Мы будем брать их в возрасте десяти лет и к восемнадцати привьем им наш дух».

- Так, так... - Пробормотал Вотан. - Компрачикосы... Нет, ты не поймешь этого. Были такие на моей памяти похитители детей. Они брали младенцев или совсем юных подростков и делали из них уродов, горбунов, карликов на потребу комедиантов... Ну, продолжай, юноша...

И мертвоголовый сказал:

- А если находятся такие жалкие пимпфы, что слишком привязаны к материнской юбке, мы их отбираем у родителей насильно и воспитываем в особых лагерях. Их там быстро отучают занимать свои головы какими - нибудь мыслями и вскоре выбивают из них всякие чувства. И нас не очень перегружают наукой. Я очень горжусь, ваше божество, тем, что почти ничего не знаю. Наш министр культуры так и говорит: «Знания - жесть, характер - золото».

- Но все - таки как же воспитывают теперь юных германцев? - заинтересовался Вотан.

- О! Прежде всего каждому пимпфу объясняют, что всякий арийский мальчик может отлупить неарийского, отнять у него перочинный нож, карманные деньги... Когда наступают веселые дни и летит по воздуху пух из еврейских перин, каждый из нас обязан взять дубину или лом и проявить свою удаль. Это очень приятно - трахнуть по стеклу или поймать за косу еврейскую девчонку. Иногда удается также словить негра. Кровь на черной роже выглядит очень эффектно. А вы слышали нашу песню:

«Бей, громи, кто тебе не нравится, Заставим всех нам кланяться...»?

Это сочинил сам Ширах, Бальдур фон Ширах - он долго был вождем нашей гитлеровской молодежи. Вот это молодец! Фюрер его обожает. Папаша у него именитый граф, помещик. А наш Бальдур ни одной ночи не бывает трезвый. Он говорит, что с пятнадцати лет не расстается с кинжалом и револьвером. Вот это действительно настоящий германский парень. По всей Германии носился, грабил, убивал. С девчонками не церемонился. Многие дуры даже самоубийством покончили. Так что вам, ваше божество, опять - таки прибыль - жертвы богам. «Ни мыслить, ни творить, а повиноваться», - вот как наш Ширах говорит. Молодчага! Недаром фюрер сделал его руководителем «Гитлер - югенд» - союза гитлеровской молодежи. Я тоже оттуда. У нас теперь в школах даже специальное упражнение введено. Так и называется: упражнение для остервенения. Собираемся во дворе и начинаем бить, кромсать, рубить, резать ножами и топорами всякие там чучела. При этом рычим, вопим и воображаем, что бьем всяких там неарийцев. В конце концов, мы же немцы, высшая раса, единственные настоящие люди на земле. Верно, ваше божество? Наш фюрер говорит: «В моих орденских крепостях будет подрастать молодежь, перед которой содрогнется мир. Я хочу вырастить грубую, властную, неустрашимую, жестокую молодежь. Молодежь должна быть именно такой, какой я хочу. Она должна переносить боль, в ней не должно быть ничего слабого и нежного. Ее глаза должны сверкать, как у свободного великолепного хищного зверя...»

Старый Вотан невольно поежился.

- Можешь отойти немного дальше, - сказал он. - Я тебя отлично слышу.

Но мертвоголовый так разошелся, что продолжал наседать на Вотана:

- «Мы должны быть жестокими, - говорит наш фюрер, - и мы должны обрести спокойную совесть для жестокости. У нас нет больше времени для красивых чувств». Я сам был «мальчиком при палаче», - продолжал мертвоголовый. - У нас теперь во всех тюрьмах и концентрационных лагерях есть такая должность - юный помощник палача. Мне еще шестнадцати лет не было, когда мне поручили эту обязанность. У - у! Я вам могу рассказать, какие штуки я знаю... Как надо по - настоящему пороть и где у человека самые чувствительные места на теле. У нас в Силезии есть одна хорошая девчонка, чистокровная арийка, специальную школу прошла в Клайвице. Вот она уж может довести человека до точки. Когда она возьмется за кого - нибудь, то уже будьте спокойны: он заговорят! А как весело у нас проходят спортивные занятия! - увлеченно продолжал мертвоголовый. - Вот, например, кроссы. Финиш у нас дается в еврейских магазинах, и первый, кто добежит, имеет право начать погром. Потеха!... С девчонками у нас тоже лафа. Как четырнадцать лет стукнет, так их берут в деревню отбывать трудовую повинность на сельских работах, а потом в специальные лагери для молодежи. Ну и там, конечно, мы их обрабатываем в арийском духе. Родители могут не сомневаться: из наших лагерей выходят настоящие, стопроцентные германки. Правда, иногда они сами оказываются мамашами раньше времени. Вот недавно распустили один небольшой лагерек в Вюртенберге. Ну, и там тридцать четыре девушки собрались рожать, а у шестнадцати оказались не совсем приятные болезни. Впрочем, это пустяки. Мы, настоящие германцы, плюем на это. Наш фон Ширах так и говорит: «Разговоры о морали - это разговоры для дураков. Мы плюем на мораль, если она мешает нам действовать». Наш профессор Эрнст Бергман утверждает, что одного чистокровного арийца хватит на двадцать девушек. Надо же, черт возьми, позаботиться об увеличении рождаемости! Эти проклятые русские сильно поубавили нас. Мне лично берлинский государственный отдел по приросту в семьях обещал даже «орден первого класса на красной ленте за поддержание родов». Жаль, черт, не успел получить его. Этот русский пулеметчик оказался слишком метким. Иначе я, вернувшись после войны, показал бы, что такое настоящий германский мужчина.

- Ну - ну, - сказал, морщась, Вотан. - Я и сам в молодости, веков этак двадцать назад, тоже пошаливал, но я любил, я горел... я никогда не полагал, что придет время, когда германцы начнут хвастаться вещами, которые бы сконфузили любого племенного хряка. Как ты думаешь, юноша?...

- Я никогда ничего не думаю, - отвечал мертвоголовый, - за меня думает фюрер. «Сознание - это еврейская выдумка», - так говорит фюрер.

- Но все - таки скажи мне, юноша, сын Германии, читал ли ты что - нибудь в своей жизни? Любишь ли ты книги?

- О! Книги я обожаю! - воскликнул мертвоголовый. - Они так ярко горят, когда их сложишь вместе и подожжешь. Когда я еще был пимпфом, да и потом мы не раз устраивали у себя во дворе костер из книг.

- Но ведь некоторые германцы сами писали книги в свое время, и народ почитал их великими, - робко возразил Вотан. - Слыхал ли ты, например, о «Фаусте» Гете?

- О кулаке Гете? Не знаю, каковы были кулаки у Гете, но мой кулак достаточно крепок. И фон Ширах говорит, что «признание авторитета руководителя коллективом базируется в большинстве случаев на кулачном праве». Вот! - и мертвоголовый повертел своим чугунным кулаком под самым носом у невольно отпрянувшего Вотана.