До сих пор в памяти случай с Михаилом Т. Приехал он к нам в экспедицию мастером буровой бригады. Физкультуру, не говоря уж. про спорт, ранее не жаловал, считая, как многие, что это пустая трата времени.
Однажды январской ночью ехали мы на базу в Воркуту. Ехали – громко сказано. Представьте себе сани, которые тащит трактор. В санях человек пятнадцать. Мороз больше 40 градусов. Трактор двигался к цели, высвечивая фарами вешки, расставленные заботливыми топографами вдоль дороги.
Вдруг сани неуклюже дернулись, остановились. Мы стояли у трактора и молча смотрели на гусеницу, которая соскочила с того места, где ей положено быть, да к тому же распалась на три части.
– Запасных траков у меня нет. Нет даже кувалды. Все осталось на буровой, – выдавил из себя тракторист Иван Гернер.
Положение, как понимаете, критическое. До базы километров двадцать пять. Как минимум. Назад, на буровую, вдвое дальше.
– Пешком пойдем. Ничего с нами не случится, – стал агитировать Иван.
Я и сам понимал, что выход один – идти пешком.
Через час наша группа растянулась по дороге на целый километр. Каждый шел, как мог, выбиваясь из сил. Но одного человека оставлять без поддержки нельзя. Кто посильнее, шел рядом с тем, кто послабее.
Т. сразу же начал отставать. Я шел рядом с ним. Мы были замыкающими. Снегу так много, что каждый шаг давался с трудом. Сотни раз проезжал я на санях по этой дороге, но никогда она не казалась такой нескончаемо длинной, как той ночью.
Идти оставалось уже меньше, чем прошли. Еще каких-то семь-восемь километров. И тут Т. обессилел. Ни сил у него не осталось, ни воли. Воли к жизни не осталось. Представляете, что это значит? Не для красного словца так говорю.
Он рухнул в снег и, тяжело дыша, прошептал:
– Не могу больше… не могу... иди один...
– Миша, вставай. Замерзнешь. Погибнешь. Смотри, все же идут. Далеко ушли.
Он не отзывался. Не внимал ни окрикам моим, ни приказам, ни мольбам.
И вдруг меня осенило. Мишу на базе ждала жена – красавица Тамара. Приехала к нему из Ленинграда. Такая же городская, незакаленная, кабинетная, каким был он. Миша по ней очень соскучился. Все уши нам на буровой прожужжал, какая она начитанная... Почему я тогда вспомнил о ней?
– А как же Тамара? – кричу ему в ухо. – Ведь она ждет тебя! Что я ей скажу? Вставай!
Он зашевелился, еле-еле поднялся. Мороз свирепствовал. Мы не шли – ползли шажок за шажком. Иначе он не мог. Словом, дошли, доползли.
Только потом уж Михаила Т. на буровой не увидели. Вместе с женой через пару дней улетел в Ленинград.
Пешком отмахать 20 – 30 километров – для геолога сущий пустяк. И не по дороге. По тундре, по тракторному следу. В мороз. Но пустяк только тогда, когда ты подготовлен к этому всем своим образом жизни. Когда в школе, в ПТУ, в институте не отлынивал от физкультурных занятий. Когда в любой момент готов был выйти на старт – пробежать, проплыть, сыграть, пройти, проехать. Незаметно, постепенно приходит физическая закалка и выручает каждый день в труде, а в критической ситуации – тем более.
Геолог Михаил Садыков однажды с двумя товарищами шел с буровой в Сургут пешком – целых сто километров ровно за трое суток. Спешили ребята домой к празднику. Хотелось отметить праздник в кругу семьи. Вертолетом, конечно, было бы лучше. Но, как шутят геологи, вертолеты летают когда угодно, только не тогда, когда хочется домой попасть: то саннорму отлетал пилот, то погоды нет на трассе, то еще что-нибудь. Словом, сто километров прошли ребята пешком и успели к праздничному столу. Спросил их: как шлось-спешилось? Смеются. Да иначе, мол, быть не могло, чтоб не дошли. Дорогу хорошо знали. Опыта таежных маршрутов не занимать. Закаляться с юности начали, как возмечтали геологами стать.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.