Сенька-грибник

Мать не возвращалась, покупатели не торопились подойти к Сеньке, и он заскучал и утратил интерес к базарной суете. И как раз тогда на базаре появилась полная женщина лет сорока, в пестром открытом платье, с брошью, наколотой на отворот, в тяжелых тупоносых босоножках на стоптанных широких каблуках. Волосы ее, забранные наверх, выбивались, ей было жарко, лицо ее лоснилось, а щеки вздрагивали наподобие пудинга.

Сенька видел, как она подолгу осматривала, мяла пальцами всякий товар, но ничего не брала, а только сердито и как-то брезгливо улыбалась. Пройдя ряды с овощами, подошла к нему. Она почему-то сразу потянулась к заветной корзинке. Не глядя на мальчугана, она запустила в нее пухлую пятерню, выгребая и сминая в липкую кашицу те самые радостные утренние грибы. Изумрудные сыроежки, солнечно-карие маслята, закатно-оранжевые рыжики сделались бесформенным бурым комком. Сенька затрясся, не в силах вымолвить ни слова.

– Что это за мелюзга? – буркнула тетка, стряхивая грибы в корзинку и обтирая пальцы о бело-кремовую бумагу. – До чего дошли, докатились, а! – сварливо зашлась она. – Экую дрянь продают! Да еще детей посылают стоять! Мальчик, да разве это грибы?

Сенька съежился.

– Не грибы, а крошево какое-то, мелочь сопливая... И такой дрянью торгуют, а! И куда родители твои смотрят!

Губы Сенькины давно уже кривились и прыгали. Он не понимал, отчего ему сделалось так страшно и так горько, и откуда взялась эта большая пестрая тетка с дымящейся на солнце брошью. Все его малыши, раздавленные, ошметками валялись в корзине. Рот его раскрылся, сами собой вспомнились сочные солнечные лучи в тумане, хвоинки, пергаментные березы и сизые, пляшущие от прикосновения ветви елок, и Сенька хотел что-то сказать, но не умел, не мог и, беззвучно захватив губами воздух, громко заплакал.

Тетка уже скрылась, а безудержные рыдания все сотрясали мальчика. Вернулась мать и, удивленная, стала успокаивать:

– Ну, где ушибся?.. До свадьбы заживет... Сынок, где болит?..

Где у него болело? Он и сам не знал. Перед глазами так и мелькали тихие сосны, упрямый розовый жук, горькушка, семейка сыроежек... И пенные облака. И он ничего не отвечал матери, а только безутешно плакал.