Как трудно это – рассказать о друге. Как трудно говорить о том, что полюбил всем сердцем: ведь сколь ни хороши слова, которые выбираешь, но и они не могут передать чувство, ощущение, состояние души, так часто не вполне уловимое... Слово богато, спору нет, но и оно порой отступает перед волнением, перед трепетом, перед радостью или грустью, которые можно разглядеть, а сказать нельзя. И вот о друге, которого любишь, как сказать?.. Помогите же мне, сиреневые вершины гор! Помогите, шуршащие осенние травы. Помоги, дорога, извилистая, как река, и, как река, глубокая, – ведь и в дороге есть своя глубина, не так ли? Помоги, вода, горькая морская вода, такая бессловесная и такая говорливая! Помоги, воздух балканский, прозрачный и ясный!.. Вы мои краски и мои слова: ведь я говорю о друге.

Есть у друга моего два заповедных места. По воле судеб они неподалеку друг от друга. Имена их – Шипка и Бузлуджа.

Когда взберешься на гору, где стоит памятник, похожий на башню, и оглянешься окрест, два чувства овладевают тобой...

Осенний день ясен, и воздух пронизан солнцем, но отсюда видно далеко, за десятки верст, и потому панорама, отчетливая вначале, вдали превращается в туманно-голубой фон. Горы на горизонте сливаются с воздухом, и кажется, край этот там, вдали, сливается с небом. Небо над головой, небо со всех сторон, небо превращается в горы, которые склонами своими уходят тебе под ноги, а ты стоишь на вершине горы, и ощущение такое, что ты в центре хрустального шара, наполненного свежестью и чистотой. И восторг, и ликование, и трепет, и ощущение полета, особенно если вдруг выплывут неизвестно откуда облака и помчатся прямо над головой, когда не поймешь, то ли они летят, то ли ты... Есть что-то волшебное, нереальное, когда ты на вершине Шипки и когда взгляд твой в дальнем пространстве. Но глянешь поближе, на близкие склоны, – и сердце займется новой мыслью. Каменные кресты, разбросанные на расстоянии друг от друга. Молчаливые памятники, напомнившие мне чем-то Бородино. Там только ровное поле, а здесь горы... Вдали от дома, в центре хрустального шара лежат русские солдаты. Здесь – поле брани и поле славы.

Даже летом на Шипке гудит упругий ветер. А зимой.... Русский художник Верещагин оставил нам зрительный образ тех времен: продрогшие солдаты с поднятыми воротниками, с измученными, изможденными лицами. Живописец выбрал своей картине такое название – «На Шипке все спокойно». Это не просто удачное выражение. Слова эти стали девизом братства. В августе и сентябре 1877 года армия Сулеймана-паши яростно штурмовала русские позиции. Тогда-то и возникла эта крылатая фраза. Болгары спрашивали друг у друга: «Как таи?» И им отвечали: «На Шипке все спокойно». Эти слова были как бы определением надежности русского плеча: мол, все в порядке. В январе 1878 года войска, оборонявшие Шипку, перешли в наступление. Болгария освободилась от османского ига и получила национальную независимость, тогда родилось еще одно слово: «братушки». В том смысле, в каком и сейчас мы называем друг друга.

Двести тысяч русских остались навсегда в болгарской земле. Тяжелая цена. Но достойная, если речь идет о цене свободы братского народа. Еще несколько лет, и свобода Болгарии, добытая с помощью России, отпразднует свое столетие. Немалый срок – сто лет. Многое можно забыть. Но болгары помнят русскую кровь. Там, на Шипке, я видел детей с букетами гвоздики в руках. И на могилах русских ратников светились кровавые капли гвоздик.

Мы считаем символом своей страны Спасскую башню Кремля. Болгары – памятник русским освободителям на Шипке.

Бузлуджа от Шипки отделена густыми лесами, долиной, по дну которой серебрится речная струя, ветрами, у которых свои дороги. Впрочем, можно сказать и иначе: одни ветры гладят обе вершины, а леса, сползающие со склона на склон, соединяют их собою, и серебряный серпантин рек обвивает подножия великанов. Географ. не задумываясь, ответит, что Шипка и Бузлуджа – вершины единой горной страны – Старой Планины, геолог, пожалуй, заметит, что, по его соображениям, эти горы абсолютные близнецы, но есть, есть еще одно, объединяющее эти имена для каждого болгарина, да и не тем ли продиктован был выбор Бузлуджи маленькой группой верных одной идее людей, что вершина эта неподалеку от святого места, Шипки?

В 1891 году на вершине этой была основана Болгарская социал-демократическая партия – будущая партия коммунистов.

На горе Бузлуджа, на самой ее вершине, я познакомился с молодыми солдатами строительных войск. В долине припекало солнце, а здесь его яркость казалась ледяной: холодный горный ветер как бы прикрывал вершину незримым колпаком. Высокие стены сооружения еще щетинились прутьями стальных каркасов, еще топорщились досками строительных лесов, но в стройной геометрии здания уже чувствовался некий полет. Солдат было немного, но работали они удивительно споро и четко и еще улыбчиво как-то, легко. На святом месте возводили, они мемориальный комплекс в память и в честь тех, кто создал партию. Чуть пониже, на склоне горы, есть площадка, где воздвигнут памятник. Он существует здесь давно, и эту площадку на склоне Бузлуджи связывает с Шипкой живая человеческая тропа. Как ветер, как лес, как речка у подножия двух вершин, связывает она два святых места моего друга. Здесь, на Старой Планине, на вершинах этих – в ветре, в солнце, в тучах, в поклонении и в памяти – душа Болгарии, разгадка всех ее тайн, ключик к прошлому, к настоящему и будущему.

Размышляя о друге своем, о прошлом его и будущем, не хочу забыть и недавнее прошлое, которому всего-то три десятка лет, которое, по определению специалистов, надо называть новейшей историей, но к которому хочется прибавить еще одно слово – «живой». Живая история.

Прошу понять правильно: и Шипка и Бузлуджа – живая история Болгарии, наполненная священным поклонением, любовью и преданностью; путь в настоящее лежит через прошлое, через знание его и любовь к нему. Но нет в живых участников боев на Шипке и исторической встречи на горе Бузлуджа. А вот новейшую историю Болгарии, которой три десятилетия, не только помнит половина страны. Половина страны эту историю сама творила.

В Пловдиве, на высоком холме, стоит русский солдат. Болгары назвали его Алешей. В известной песне про Алешу есть такие слова: «Болгарии русский солдат». Так вот, о русском солдате Болгарии, который стал символом, который священ в этой стране. Не правда ли, русский солдат Болгарии был и на Шипке? Теперь вот в Пловдиве. Три десятилетия назад в стране совершилась социалистическая революция. Ее час совпал с освобождением страны от фашизма. Страну освобождал Алеша...

В день, когда мы пришли к Алеше, там было празднично и нарядно. Внизу, на площади перед памятником стояли шеренги ребят. Под звуки горнов и барабанов ребят принимали в «Септемврийче» – Ди-митровскую пионерскую организацию. А рядом росла елочка. Ее посадил Гагарин. Вернувшись из космоса, он приехал в Болгарию. И страна назвала его своим героем. Юрий Алексеевич Гагарин стал для нас Алешей совсем новейшей истории. Живой истории

Ощущали ли вы такое: ты вернулся из иной страны, и каждый день там, в гостях казался тебе едва ли не неделей – так наполнен он лицами, разговорами, новыми картинами, и новыми ощущениями; к концу путешествия тебе кажется, что ты бессовестно загостился, что ты уже тут целую вечность; но вот возвращаешься домой, потекли ровные недели обычного твоего бытия, и ты неожиданно понимаешь: да нет, твоя поездка была не вечностью, а вовсе наоборот – счастливым часом, не больше. И совсем ничего не означает, что это ощущение твое расходится с реальностью, – цепи бытия встрече с другом действительно только лишь счастливый чес.

Я ощущаю свою новую встречу с Болгарией как краткий час жизни, а знакомые лица, дружелюбные разговоры, ажурны* мосты и вечерние улицы, веки, гладкие в покое и туманные горы, скоростные самолеты и чистое небо – как мгновение этого часа.

Вот они, эти мгновения..

Серая стрела дороги, а по бокам, словно декорации, Балканы, затянутые сизой дымкой. Подвывает мотор, заглушая собою асе звуки, только пейзажи сменяют друг друга. Мотор зачихал, умолк. И все обрело звучание. Свист незнакомой птицы в деревьях. Шорох ветра в иссохших листьях спелой кукурузы. Заяах дыма из деревенской трубы. Крестьянин с глиняной трубочкой а зубах. Лицо коричневое и иссохшее, словно выточенное и коры старого дерева. «А-в, русские! – И вдруг запел: – Выходила на берег Катюша, выходила на берег крутой». «Что, была знакомая Катюша?» «Была». Глаза смотрят в сторону, в дымку, окутавшую горы. Будто обратился мысленно к тому, что вечно..

Встреча с Димитров Методиевыи, круп кейшим болгарским поэтом, лауреатом Государствениой премии Украины имени Шевченко. Премии удостоен за перевод «Кобзаря» на болгарский. Говорим о поэзии, о литературе, а я думаю о неисповедимых пули любви и пристрастий, если любят близкие братья, В моей родной Вятке, эа тысячи верст от столиц, был впервые издан по-русски роман болгарина Ивана вазона «Под игом». Где-то а начале века. Роман стал классикой болгарской литературы, но почему по-русски именно в Вятке? Думаю про замечание Владимира Даля о родном своем вятском наречии. Нигде, ни в каком диалекте не находит Даль звуков столь твердых, как в вятском, в этом он видел сходство с болгарским языком. За тысячи-то верст! Уж тут, как говорится, вовсе неисповедимо...

Или встреча в вагоне. По пути в Болгарию; говорю с женщиной – едет из Воронежа в Плевей: дочка вышла замуж эа болгарина. На обратной дороге знакомлюсь с болгарским рабочим: возвращается после отпуска на советскую стройку где-то в Средней Азии...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.