Я посмотрел на нары, где в живописных позах лежали парни. Что-то они притихли и уж очень внимательно прислушивались к нашему разговору. Пора закругляться, подумал я и пошел к двери.
– Будь здоров, – пожелал мне Голубок. – Заходи.
Я вышел на дорогу, ожидая попутную машину. День был тихий, теплый, солнечный. Из избушки донесся взрыв невнятных возгласов, смех. Потом все стихло, и Голубок злым голосом долго что-то внушал своим подчиненным. Потом снова забренчала гитара, гитару перебил транзистор.
Все нее Голубок испортил мне настроение. А что, если он прав? Кто его знает, этого Юрку? А уж про Христосика и говорить нечего. Вечером в поселке встретил я нашего участкового милиционера Горбачева. Пожилой старший лейтенант, которому давно пора быть капитаном. В старой, выцветшей фуражке, выглядел он устало. Знакомство у меня с ним было так себе. Не из прочных. Здравствуй и прощай. И на этот раз «поздоровкались» и разошлись. И только разошлись – у меня мысль: а не посоветоваться ли мне с ним? Все-таки милиция. Остановился, смотрю ему вслед. Только о чем советоваться? Что я ему могу сказать? Про мешки с сахаром? Про Голубка? Про Юрку с Христосиком? Про Деда, который на перевале что-то увидел? А что он там увидел? Если подумать, все сплошная пустышка. Только я хотел махнуть на все рукой и идти дальше, как старший лейтенант точно почувствовал, что ему в спину смотрят, оглянулся.
– Чего тебе?
У него на загорелом лице красивые, пушистые усы пшеничного цвета. Деваться мне некуда, и я в быстром темпе все ему и выложил. А он как шел, так и идет, даже не приостановился.
– Ну и что? – спрашивает.
Да так, мол... В порядке информации.
– Ну что ж, – говорит, – спасибо за внимание. Будем иметь в виду. Голубок – птичка знакомая. – Сунул мне на прощание руку и пошел дальше.
На другой день на прииск тронули рано. Было известно, что там утром взорвут «торфы». Взрывчатка, что мы возили целую неделю, уже заложена в шурфы и в несколько секунд раздробит вечную мерзлоту на огромном пространстве. Все живое население прииска кинется на полигон искать самородки. Спортивный азарт – найти кусок золота – был велик. Кому не лестно стать героем не только своего прииска, но и всего горнопромышленного комбината? Портрет на доске почета, интервью с корреспондентом областной газеты.
Первыми вылетели из поселка Гарька-Христосик и Юрка-Солдат. Как бы не опоздать. Когда колонна добралась до прииска, там по рыхлому грунту уже бродили люди, точно грибы собирали- – ковырялись палками, рылись в земле руками. Объявилась и первая героиня – повариха из столовой. Она, как говорят горняки, «подняла» довольно увесистый самородок. Его уже оформили в «золотой кассе» – очистили от породы, взвесили, заактировали. Героиня сидела на скамеечке у столовой, и ей было не до сегодняшнего меню. Она и сама сияла, как самородок.
– Ой, тошнехонько! – причитала она. – Я ведь и идти-то не хотела. Думаю, как уйду? Девки без меня гречку переварят, размазню пустят. А
вот тут, – она похлопала белой рукой по высокой груди, – тук, тук, тук... Дескать, иди скорее, дура, иди! Побежала, глядь, у самого края и лежит. Я его кочергой стук-стук, земля осыпалась... Батюшки мои! До сих пор в себя прийти
не могу.
Тракторы уже поволокли на свежеподготовленное место промывочные приборы, электрики тянули кабель, слесари устанавливали насосы для подачи воды. «Золотая лихорадка» заканчивалась, и прииск входил в свою обычную, трудовую колею. Колонна разгрузилась, и шоферы один за другим уезжали. Торопились на трассу, чтоб захватить в столовой что-нибудь на обед. Остались только две машины: Гарька-Христосик и Юрка-Солдат все еще рылись на полигоне.
Светлый вечер. Солнце долго, почти до полуночи скользит по верхушкам сопок, медленно, исподтишка закатываясь за голые каменистые верхушки. Всю ночь небо розовое. Белые ночи... Тревожат они, нагоняют тоску, бессонницу, чего-то, куда-то хочется, чего-то не хочется. Привыкнуть к ним надо.
Вернувшись с прииска, я завалился на свою расшатанную, сколоченную из горбылей кровать. Матрац тощий, слежавшийся, одеяло старое, протертое. Это не потому, что я лодырь или неряха. Или у меня нечем заплатить за хорошее. Я вкалываю, дай бог, и сберкнижка у меня с приличной цифрой. Просто потому, что мы где-то немножко впереди и тылы за нами не поспевают. Тащат за нами технику – это в первую очередь. Потому у нас вместо стаканов – стеклянные банки из-под консервов. Их же здешние умельцы употребляют вместо оконных стекол. Полированных сервантов и поролоновых кушеток нам тоже еще не привезли. Пока что дощатые столы и табуретки.
Лежу я, закинув руки за голову, и смотрю в потолок. Поза нытиков и философов. В голове копошится что-то о смысле жизни. Я стараюсь не поддаваться таким размышлениям. Некогда. Да и проку нет. Размышляй не размышляй... Со своими текущими делами бы справиться. Вот, например, не нравится мне дружба между Юркой-Солдатом и Гарькой-Христосиком. Не нравится!
Зазвонил телефон.
– Начальник? – закричала взволнованным голосом Люська-диспетчер. – Давайте скорее в управление. Директор комбината вызывает.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.