С утра до вечера

Н Тарасенкова| опубликовано в номере №960, май 1967
  • В закладки
  • Вставить в блог

- Капа, милая, зайди к маме! Я позвоню ей! А я шла по улице и плакала. Ведь отец совсем не такой. Он хороший, добрый. Мне так хотелось, чтоб он обнял меня и поцеловал. А вместо него меня обнимала Виктория Яковлевна. У меня слезы текли ручьями. А я как назло платок забыла. И вдруг я вздрогнула. Я услыхала бой барабанов и громкий резкий голос: «Раз, два, три. Раз, два, три». Оглянулась: сзади меня шли пионеры. И вела их хорошенькая молоденькая девушка в пионерском галстуке. Я засмотрелась на нее. Она мне даже красивее Дины показалась, из - за которой я вляпалась в эту историю. Пойду к Дине, решила я. Расскажу, как мы отомстили за нее. Вот она будет смеяться! И расскажу, что из - за этого мой день рождения ахнул. Нет, об этом не буду говорить, а то она станет считать себя виноватой. Мне очень хотелось с кем - нибудь откровенно поговорить. На дверях комнаты, в которой сидит Дина, написано: «Посторонним вход строго воспрещен». Но я на это не обращаю внимания. Я вхожу. Я люблю смотреть, как Дина работает. Как она выдергивает из гнезда штекер и как говорит негромким, чуть гнусавым голосом: «Аллё, аллё, первая, соединяю». И кажется, что она только прикасается к штекеру, никакого усилия, напряжения. Я смотрю на нее и думаю: «Почему она не снимается в кино?» Вот у ее напарницы Вали как - то все не так, хотя она делает все то же, что и Дина. Будто она ужасно напрягается, когда в гнездо вставляет штекер. И «аллё, аллё, пятая, соединяю» у нее звучит: «До чего же вы все мне надоели». Дина мне рада. Она говорит:

- Представляешь, сегодня Сережкин пароход отходит, а я даже проводить не могу.

- А, это их пароход провожают. Я музыку слушала и видела, как пионеры маршировали. Так это они, значит, в порт шли.

- У них вся команда молодежная. Впервые в большой рейс идут. Вот им такие проводы и устраивают.

- Ты обязательно пойди, - говорю я. - Во что бы то ни стало пойди.

- Да ты что, как же я Валентину брошу одну! Да еще если Петр Петрович зайдет.

- Ты иди, а я останусь за тебя, - предлагаю я. Дина смеется.

- Ты напутаешь. Тут такая чехарда начнется. Подумать страшно.

- Я тебе плащ дам и туфли.

- Да ведь ты напутаешь, - уже менее уверенно говорит она. Ей, конечно, хочется пойти в моем плаще. Такого в городе ни у кого нет.

- А ты об этом не думай. Давай бросим монету: орел или решка? И как получится. Но Дине это не нравится, что за глупые шутки. Валя говорит:

- Когда за кофточкой в универмаг бегала, не боялась меня бросить и что Петр Петрович зайдет. Они смеются. А мне не захотелось Дине рассказывать, что мы отомстили за нее.

- Может, это и правильно за кофточками бегать, а за ними не надо, а то много из себя понимать станут. Мне даже не захотелось сказать, что у меня день рождения.

- Ну, пока. Я пошла.

- Иди, - говорит Дина, - а то как Петр Петрович войдет... Я вышла на улицу и сразу же услышала музыку. Но в порт мне идти не хотелось. Я просто поднялась на такую улицу, откуда все было хорошо видно. Наверное, сейчас там моя мама. И, наверное, она произнесла речь или собирается произносить. Хотя дикция у нее ужасная. Но моя мама великая общественница. А я подумала: «Если б Дина пошла в моем плаще провожать Сергея и целовалась бы с ним! А мама решила, что это я. Ведь ни у кого в городе нет такого плаща. Маму бы, наверное, унесли на носилках в глубоком обмороке. А я бы тем временем сидела на телефонной станции и говорила: «Алле, аллё, соединяю». И, наверное, я бы так напутала, что в городе началась телефонная кутерьма». Вот был бы хохот! Но ничего не случится, потому что Дина боится Петра Петровича. Кому нужны неприятности. Только ради кофточки и можно рискнуть. До чего ж у меня отвратительное настроение. Оттого мне все люди кажутся не такими, как всегда. Когда я проходила мимо темной подворотни, кто - то схватил меня за рукав. Я отдернула руку, отскочила. Испугалась ужасно. Передо мной стоял парень, кепка глубоко сидела на его голове, так что глаз почти не было видно.

- Может быть, ты со мной пройдешься, крошка? - И он чуть приподнял кепку. И я увидела его глаза. Они у него были ужасно испуганы. И я сразу перестала бояться.

- Сам ты крошка. Кто - то в глубине двора рассмеялся. Я поняла: мальчишки чудят.

- Ну что ты уставился на меня? Я пошла, и он вслед за мной. Но мне уже совершенно не было страшно. Мы молчали. Наконец он сказал:

- Мы поспорили. Могу вот я выйти на улицу и первой проходящей предложить: «Пойдем со мной, крошка». Я ответил, проще простого и что любая со мной в ресторан или в кафе согласится пойти. Я так и сделал. И та первая была очень высокая. Я даже ее лица не разглядел. Она как заорет на меня: «Ах ты гад, ах ты гаденыш!» Она, наверное, все слова забыла. Потому что твердила одно и то же. А ребята стали надо мной смеяться. А тут идет такая маленькая, вертлявая и на меня еще так вызывающе посмотрела. Я ей то же самое сказал, что и первой. Она совсем не обиделась и даже не удивилась, как будто она это слышит по нескольку раз в день. Она только проговорила: «Тебе еще кефир надо по рецепту принимать». Дура какая, при чем здесь по рецепту? Ну, а когда ты проходила, я совсем разозлился.

- Ты не разозлился, а испугался.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены