- С Новым годом, с новым счастьем!

Так обычно принято возглашать на новогодних встречах.

Что же такое счастье? Гоголевский Пацюк, которому галушки сами валились в рот, привел в изумление простодушного Вакулу. Однако можем ли мы считать Пацюка носителем счастья? Конечно, нет, хотя сам Пацюк, разжиревший от галушек, возможно, и почитал себя счастливым.

Как часто приходится наблюдать людей, весьма неосмотрительно пользующихся понятием «счастье»! «Ваш сын счастливчик! - восклицала некая мамаша. - Он окончил институт и оставлен в Москве в аспирантуре, а моему не повезло: уехал в Восточную Сибирь». «Ты счастливец, - говорит стиляга своему приятелю, раздобывшему заморский галстук с аляповатым рисунком, - достал такую прелесть!» «Иван Иванович счастливый, у него собственная машина...»

Э, да счастье ли все это? Какой вздор! Какая бессмыслица!

В тяжелые годы гражданской войны приходилось людям нашего поколения, тогда еще совершенным юнцам, и голодать, и воевать, и мерзнуть в драной одежде, и учиться при коптилках. И при всем том, право же, мы были счастливы. Такая кругом разворачивалась необычайная жизнь, такие перспективы возникали перед нашими взорами, что дух захватывало! Все надо знать, всему надо учиться, все надо понять и постичь, а день мал, и силенок не так уж много, и враги лезут со всех сторон, как саранча, и всюду нужда вопиющая, ненасытная, и утраты и смерти кругом: того свалил тиф, тот погиб на фронте, того подстрелили кулаки...

Сорок лет тому назад мы, четверо друзей, самому старшему из которых едва исполнилось восемнадцать лет, встречали Новый год - первый новый год новой эры (понятно, мы тогда таких громких слов не произносили). Каждому из нас досталось по четыре горячих, только что испеченных картошки - совершенно роскошное новогоднее блюдо. Мы опьянели от него и даже взялись за новогодние тосты. И самый умный и взрослый из нас сказал: «Ребята, так бы всегда жить!»

А вот недавно к моему приятелю его двадцатилетний сын, даже не сын, а сынище с усиками «а ля Радж Капур», обратился в этакой манере:

- Старик! Не дашь ли ты мне три сотни встретить Новый год в ресторане? Там будут и Феликс, и Нэлли, и Лютик, и Котик... Ты знаешь Котика? Это племянник нашего декана.

«Старик» посмотрел на сына поверх очков, крякнул, сказал: «Балбесы вы все», - и дал деньги.

Сынище изобразил на лице удовлетворение и помахал ручкой:

- Спасибо, батя. Пока! Может быть, кто - нибудь и сына моего приятеля назовет счастливчиком?...

В детские и юношеские годы я встречался с Константином Эдуардовичем Циолковским, ибо имел честь быть его земляком. В маленькой дореволюционной Калуге это был самый интересный, самый образованный и начитанный человек. Но «общество», так называемое «общество», включавшее в себя чиновников казенной палаты и губернского присутствия, либеральствующих адвокатов и учителей семинарии, воротило от него нос. «Жалкий чудак», - говорили они про него. «Сумасшедший, он собирается лететь на Марс!» - восклицали дамы. «Несчастный, он так беден, и такие у него праздные идеи»... Но этот странный для окружавших его людей человек был самым счастливым в городе, ибо он мыслил и творил, мечтал и зрил свою мечту осуществленной. В маленьком домике, из окон которого открывался вид на серебряную Оку и дальние леса, в обстановке и впрямь вопиющей бедности, обремененный большой семьей, этот удивительный человек работал и днем и ночью, одержимый высокими и благородными идеями. Вряд ли он замечал всю эту мелкую суету вокруг себя. И хотя тогда, в глухое время, его трудов вовсе не ценили, он, конечно, был истинно счастлив, ибо пробивал новые, неслыханные пути и верил, твердо верил в свою правоту.

Пожалуй, самое большое значение Октябрьской революции состоит в том, что она впервые за всю историю человечества сделала труд людей осмысленным и творческим, и не только труд «избранных», но и всякий труд, ибо освободила его от эксплуатации, а плоды труда отдала народу.

В труд республики нашей вливаются животворными ручьями усилия миллионов. И из этих усилий создается мощь великой страны социализма. А мощь эта служит благу людей, и не только благу наших людей, но и всего человечества, ибо страна наша - светоч правды, оплот мира, маяк для всех порабощенных и эксплуатируемых. Труд в нашей стране - счастье, всякий труд, ибо у нас нет труда, который служил бы целям эксплуатации, угнетения и неправды. Этой особой чертой нашего социалистического общества объясняются те исторические успехи и победы, какие нами достигнуты. Сорок лет для человеческой жизни - срок немалый, а для истории - ничтожный. И вот за сорок лет мы увидели превращение гигантской страны из крайне отсталой, нищей в передовую индустриальную державу. Запомнилась мне с детских лет книжка с картинками, в которой описывалась жизнь разных народов. С удивлением смотрели мы, дети, на американского фермера, который обрабатывал поле с помощью какой - то невиданной машины. Вероятно, это был трактор. Но что мы могли знать о тракторе, когда раньше видели только соху? Плуг, простой железный плуг казался нам самым совершенным орудием земледелия.

Всюду всегда нам внушалось, что все лучшее приходит к нам из - за границы. Сама история наша подавалась так, что, не будь варягов, пропали бы мы вовсе, хоть варяги эти были не более, как разбойники и грабители. Мы знали об Эдиссоне, но никакого понятия не имели о Лодыгине и Яблочкове. Мы знали о братьях Райт, но ничего не знали о Циолковском, который жил рядом с нами. Мы знали об Уатте, но ничего не знали о Ползунове.

В лавчонке какого - нибудь Алтынникова лихой приказчик, доставая с полки товар, непременно в целях коммерции приговаривал: «Заграннчное - с!» А уж любая машина, какая бы она ни была, непременно оказывалась заграничной, ибо своя промышленность в России существовала в поистине ничтожных размерах.

Россия, нищая Россия, мне избы серые твои, твои мне песни ветровые, -

Как слезы первые любви!

Эти блоковские строки ранили нашу душу: такая в них тоска, и боль, и правда. Серые избы серых, зарывшихся в сугробы деревень, серые, скучные города с пузатым собором на площади, с пожарной каланчой, с околоточным у губернаторского дома, с лавками и лавчонками Обираловых и Колупаевых... Уездная страна! «Не прошелохнет, не прогремит»... Конечно, и в старой России кое - кому жилось хорошо: в родовых дворянских усадьбах, в купеческих особняках, в пышных, стиля модерн домах все более и более плодившихся заводчиков и фабрикантов нужды не знали. Но народ - простой народ - труженик - и в городе и в деревне жил в окаянной темноте и нищете, ломал шапки и подтягивал живот, до смерти работал, до полусмерти пил. Господа и простонародье, бары и мужики (слова - то какие!) были разделены каменной стеной, жили в разных мирах, ненавидевших и боявшихся ДРУГ друга. Но зрели в народе гигантские взрывные силы, и когда грянул час, силы эти разнесли в клочья мир господ и бар...

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.