- Это все едино... - отозвался Кондратий Ефимович и замолчал. Я думал, он мне ответит, а он замолчал.

В Свердловске я вышел погулять, поразмяться. Полюбовался широченной привокзальной площадью. В маленьком магазинчике заинтересовался изделиями из разноцветного уральского камня. Заинтересовался и купил неизвестно зачем стройную фигурку красавицы в старинном русском платье, по прозванию «Хозяйка Медной горы».

Перед самым отправлением поезда захожу в вагон, заглядываю в свое купе, и у меня даже руки отяжелели: рядышком с Кондратием Ефимовичем, совсем по - дочернему, сидит синеглазая. Видать, разговор серьезный был, обстоятельный, даже бутылки пива на столике не распочаты, закуска не тронута. Но при моем появлении все сразу переменилось: синеглазая выпрямилась и как - то по - особому, знакомо, посмотрела на меня (неужели мне показалось?), а Кондратий Ефимович гостеприимно развел руками и с укором выговорил:

- Где ж ты бродишь одиноко? Мы, видишь, пивцом решили побаловаться... Присаживайся да знакомьтесь скорехонько.

Мне хочется продолжить этот рассказ с того момента, как мы попали в белокаменный московский зал. Мы - это Кондратий Ефимович, Наташенька!, я и еще не меньше тысячи человек со всех концов нашего государства!, да что государства! Тут были негры, чехи, приехали люди из далекой Исландии, Китая, Японии. Перечислить всех не могу: места не хватит; языков, кроме своего русского да еще немного немецкого, не знаю, но на этом почти всемирном собрании все прекрасно понимали друг друга, у всех на лицах была отражена одна мысль: мир, жизнь!

Мы втроем сидели недалеко от президиума, видели вокруг знаменитых академиков, артистов, шахтеров, писателей, и, не буду скрывать, мне становилось немного не по себе, когда я представлял, как выйду на трибуну, что буду говорить этим людям. А Кондратий Ефимович все меня спрашивал:

- Ты записался, Володимер? Ты смотри: крепко, по - горняцкому, от души!

- Не волнуйте его, дядя Кондратий... - шептала Наташа. - Он скажет.

Настал и мой черед. Выхожу. Глаз не поднимаю, чтобы духу поднакопить. Разгладил листочки с напечатанной речью. В первых строках стояло:

«Моя смена бурильщиков за истекшие полгода выполнила государственный план на 217 процентов. Это наш скромный вклад в общее дело борьбы за мир. Мы приумножим эти успехи, чтобы поджигателям новой мировой бойни неповадно было...»

Я вздохнул, еще раз разгладил листочки, оглянулся на президиум, посмотрел в зал, и горячо, горячо моим глазам стало, и светло и покойно на душе, впору садись со всеми этими людьми рядом и говори по - домашнему.

«Дорогие, дальние друзья, так мне не хочется, чтобы опять война случилась! Жить - то как хорошо на белом свете, работать, учиться, любить!...»

Думаю я так, а время идет, за спиной у меня кто - то шепчет:

- Не волнуйтесь, товарищ...

Потом я увидел в зале, совсем близко от президиума, Кондратия Ефимовича и Наташеньку. Они разом кивнули мне, и я заговорил. А про бумажку вспомнил в самом конце речи. Вспомнил и мельком подумал: я попадет же мне от Антона Сергеевича Бабака! О чем же я говорил? Глядя на стенограмму, это приблизительно можно восстановить, но нужно ли все восстанавливать? Я начал с того, что, когда подрос, нашел в соломенной шкатулке воинское письмо, в котором торжественными словами сообщалось, как погиб мой отец, защищая родимую землю от фашистских захватчиков; как плакала Наташа Озерова в Новосибирске, потому что вспомнила: ее отец и брат ушли на войну из Новосибирска и тоже не вернулись домой; я рассказал о двух сыновьях и внуке Кондратия Ефимовича. И, наконец, о Кузбассе. Если, дескать, сейчас поехать в Сибирь и у небольшой станции по названию Юрга повернуть прямо на юг, по нашей бассейновой магистрали, то справа и слева, до самых синих гор Салаира и Кузнецкого Ала - Тау, распахнутся пшеничные колхозные нивы; то там и здесь вы увидите города, шахты, заводы, электростанции; шахтерские поселки возникают то белыми хороводами домов у подножия зеленых горок, то улочка к улочке на самые вершины гор взбираются, и так до самой Горной Шории, вглубь ее, мимо речек, через мосты и распадки. Сотни тысяч людей в Кузбассе работают: плавят металл из руды, которую мы добываем, строят машины, качают на поверхность миллионы тонн угля, собирают миллионы пудов пшеницы. А спросите-ка у любого из этим тысяч: «Как ты к войне относишься?»

- Меня вон тоже спросил Антон Сергеевич Бабак, председатель нашего рудкома, и я ему сказал: «Плохо отношусь к войне, но белку стреляю в глав, а прошлой зимой вручную взял двух медведей». После этого в стенограмме написано: «Бурные аплодисменты».

Во время перерыва ко мне подошел один донецкий шахтер, пожал руку и сказал:

- Хорошие твои слова о войне и мире! О белках и медведях тоже крепко запомнил. И о любви. Бывал у вас в Кузбассе, воевал на фронте рядом с сибиряками... Все ты правильно говорил.

- Вот и ладно, - подтвердил Кондратий Ефимович. - Я и выступать теперь не буду по своему... личному вопросу.

А Наташенька только легонько прикоснулась к моей руке - и ни одного слова. Фу, загордился я!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.