Рыцарь добра и справедливости

– Заметил сегодня...

– К человечности талант художника может и не прилагаться, – продолжала она, – но к дарованию художника человечность...»

Евдокия Савельевна и здесь верна себе. Даже в ту трагичную минуту, когда мать не узнает своей вернувшейся наконец дочери и ясно, что нужно вызывать врача оттуда, учитель борется за то, чтобы родители, хотя бы отец, поняли, в чем беда и вина их дочери и их самих. Но учитель тут же спешит на помощь своей ученице: «Оленька может принять всю вину на себя. Эта ноша окажется для нее непосильной».

Не повесть, а гимн – сердцу учителя, сердцу матери. Вообще сердцу человека. И вывод, к которому автор вскоре еще вернется: «Болезнь – это недостаток, а не порок. Порок сердца нечто совсем иное...»

Как причудливо переливаются, развиваясь, в творчестве Анатолия Алексина его любимые темы! Уже в следующей повести. «В тылу как в тылу», он еще раз вернется к материнскому подвигу. Но в совсем иной ситуации, на фоне огромной народной беды и борьбы. Ничего особенного в повести не происходит. Герой, через много лет вернувшись в далекий уральский город, где некогда мальчишкой жил с матерью в эвакуации, вспоминает о той, что спасла ему жизнь ценой, можно сказать, собственной жизни.

И снова встречаемся мы с тончайшими оттенками подлинно человеческих чувств самых обыкновенных в общем-то советских людей. Сын, получив на почте извещение о том, что отец пропал без вести, не просто скрывает его от матери, но даже сочиняет с помощью друга иное письмо: мол, попал в партизаны, откуда трудно доставлять письма, но не тревожьтесь, отец жив. И даже на машинке отпечатали – «для убедительности». А когда приходит еще одно письмо, теперь уже от однополчанина, подтверждающего, что отец остался на поле боя, мальчик носит его с собою, зашив в одежду. А мать, с головою ушедшая в работу, отдает сыну дополнительный паек, ведь у него же закладывается сейчас «фундамент организма». А у самой «организм истощен. Слабо сопротивляется...». Только много позднее поймет сын, что значили эти случайно им подслушанные слова...

Сердце сына угадало правду: отец и впрямь выжил, бежал из вражеского плена и попал к партизанам. Но его настоящее письмо уже не застало матери в живых. Она, успев спасти сына, сгорела на работе, как тысячи тысяч тех, кто лежит теперь на разбросанных по всей стране кладбищах под скромными обелисками с конечными датами – 1941, 1942, 1943...

И вырывается из самого сердца сына ли, писателя ли: «Прости меня, мама».

Когда появилась маленькая – на сорок с небольшим страничек – повесть В тылу как в тылу», почувствовалось сразу: это новое слово о войне,

Описывает Анатолий Алексин дела, самые что ни на есть обыденные по тем временам, но читаешь – и думаешь о героизме. Героизме целого народа. И художник не боится «переквалифицироваться» в прямо открытого публициста: «Позже я понял: война не давала людям возможности и просто-напросто времени для проявления всех своих «разнокалиберных » качеств. На передовую жизни выкатывались орудия главного калибра. Ими, настигавшими врага даже из дальнего тыла, были каждодневная, будничная отвага и готовность жертвовать и терпеть. Люди становились чем-то похожи друг на друга. Но это не было однообразием и безликостью, а было величием». И жертвенный при всей его внешней неприметности подвиг женщины-матери словно бы поднимается до степени символа, осознается как подвиг Матери-Родины...

А в повести «Раздел имущества» писатель рассказывает о столь же негромком подвиге бабушки, которая сумела свою почти безнадежно больную внучку поставить на ноги и в прямом и переносном смысле. Бабушка была всего лишь медсестрой. Но из тех, кого раньше называли очень точно сестрами милосердия. В своей больнице она все ночи проводила у постели больных, иногда удерживала, не отпускала «на тот свет» «У бабушки были не сердобольные, а спасительные для больного человека глаза: они не подавляли сочувствием, не ввергали в сомнение слезливой, но туманной надеждой, а дарили уверенность, что не происходит «ничего страшного». Она не смирилась и не дала внучке привыкнуть к мысли о неизбежной инвалидности, ущербности. И внучка стала нормальным человеком, потому что у бабушки черпала она еще и неиссякаемые запасы человечности, подлинной интеллигентности.

Анатолий Алексин вообще пишет об интеллигентных семьях. Большинство его героев – это учителя, врачи, артисты, научные работники. И еще одна особенность: большинство его героев – сугубо городские жители. Но, пожалуй, нет у него образа, которому более всего подходило бы определение «подлинный интеллигент», нежели к этой простой медсестре Анисий Ивановне, выросшей в деревне, в одиночестве поднявшей сына «не хуже других». Сколько в ней•человеческого такта, терпимости в отношении к людям! Она ведь и о себе могла бы сказать то же, что и о старшей своей сестре: «Ни разу криком себя не унизила». Насколько она выше в нравственном отношении, чем высокообразованные родители Веры, которым она спасла дочь и которым стала не нужна, как только мать убедилась, что Верочка выздоровела окончательно. Или чем другая бабушка – мамина мама», которая внесла немалый теоретический вклад в лечение внучки... по телефону, бесконечными разговорами о необходимости обладать качествами, свойственными «гармонично развитому человеку».

Еще и еще раз убеждаешься: интеллигентность – это не только и не столько образованность, сколько целый комплекс высоких моральных качеств, самое высокое из которых, вероятно, – готовность понять ближнего и разделить с ним радость ли, горе ли.

Звучит в этой повести и другая любимая тема Анатолия Алексина – обязанность платить добром за добро. Но в какой драматической постановке! Здесь не просто черная неблагодарность «папиной маме» за то, что она спасла Верочку, стала для нее второй мамой. Здесь неблагодарность на «интеллектуальном» фундаменте: у мамы проснулась ревность, кто же она-то сама для дочери. Здесь вроде бы обида на бабушку. Как она посмела заменить маму в сердце дочери! А ведь заменила прочно, если девочка готова заявить на суде: «Я буду той частью имущества, которая по суду отойдет к бабушке».

Как она глубока и многопланова, эта маленькая повесть! Наверное, можно сказать, что она о спасении человека силой любви. Наверное, и о великом нашем долге перед теми, кто дал и сохранил нам жизнь. И о том, что нельзя, что преступно этот долг нарушать. Когда в суде сын уверяет, что он не хочет от матери «ничего лишнего», судья не выдерживает: «Судиться с матерью – самое лишнее на земле дело». Наверное, повесть еще и о том, что жизнь наказывает даже за невольное предательство. Вера смолчала, притаилась, притихла, когда мама предъявляла бабушке свой ультиматум: разъехаться и немедленно. Иначе вроде бы разлучаются мать и дочь. Вера смолчала, и мама осуществила свое намерение. И решимость Веры отстоять в суде бабушку опоздала: бабушка уехала. Трагический финал повести – еще одно напоминание: с добрыми делами надо спешить...

Невольное соучастие в преступлении не снимает, напротив, может, обостряет чувство вины. Не об этом ли следующая повесть Анатолия Алексина – «Сердечная недостаточность»? Сюжет ее можно передать в нескольких словах: девушка едет отдыхать после приемных институтских экзаменов в кардиологический санаторий по путевке, которую ее отчим «достал из-под земли», хотя для этого ей пришлось выдумать болезни, которых у нее нет. В это время умирает заместитель ее отчима Алексей Митрофанович Корягин. которого Галя знала лично и очень уважала. Уезжая из санатория. Галя случайно узнает, что в ее путевке ранее значилось и было перечеркнуто другое имя. Того самого Корягина. Выходит, перечеркнута сама жизнь человека, которому предназначалась эта путевка...

Но, естественно, дело не в сюжете. Повесть о другой сердечной недостаточности, которая не болезнь, а порок. Нравственный порок. Стареющий сердцеед Геннадий Семенович, ухаживающий за Галей, из-за легкого сердцебиения пугается настолько, что срывает свою лекцию в соседнем с санаторием клубе, где собрались ветераны Великой Отечественной войны в свой великий праздник. Другой человек, профессор Печонкин. пытается выручить людей, но ему-то и впрямь не хватает физических сил, чтобы пешком добраться туда, куда Геннадий Семенович намечал «легкую прогулку». Все это видит и понимает девушка. И начинает глядеть на многое другими глазами. Уж как хорош «для дома, для семьи» ее отчим Павлуша! Какой он предупредительный, вежливый, любезный, как заботится о семье! И для всех-то найдет ласковое слово, любому постарается быть полезным. Или показаться... Но главное – все для своего дома, для своей семьи. И невольно обрекает на смерть Корягина, лишь бы хорошо было падчерице.

Читаешь и понимаешь, что даже светлый мир семьи – еще всего лишь мирок, если он оторван, изолирован от громадного мира всех живущих. Как понимаешь взвихренность чувств Гали, ставшей невольной соучастницей преступления и пишущей об этом вдове погибшего от сердечной недостаточности – не только от своей собственной...

Тема жертвенности и предательства с небывалой остротой звучит в еще одной «семейной» повести Анатолия Алексина – (Домашнем совете». Все здесь необычно. И неистовая ревность одного из братьев-двойняшек к другому, и молчаливая уступчивость второго, который даже нефрит заполучил, купаясь в ледяной осенней воде, лишь бы хоть чем-нибудь заболеть на радость болезненному брату. «Младший» сам угнетал в себе личность, только бы брат его мог выглядеть лучше в сравнении с ним. В этой семье и мама уходит жить в том же подъезде тремя этажами выше к члену-корреспонденту, «другу семьи», оставляя отца с одним из сыновей, чтоб все было поровну, все справедливо... Впрочем, по Льву Толстому, лишь счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастье у каждой семьи свое. Повесть кажется мрачноватой. Ведь и девушка. которая если и не любила, так, во всяком случае, симпатизировала лучшему из братьев, все-таки уходит к другому, чтобы быть поближе к члену-корреспонденту, поскольку она увлекается наукой... И все же свет благородства запоминается куда сильнее, чем мрачные тени духовного стяжательства. Что бы ни случилось, он будет счастлив, рыцарь без страха и упрека, унаследовавший отцовский характер, умение «искать и находить в отрицательных явлениях плюсы, положительные оттенки». В это очень верится, несмотря на его житейское вроде бы поражение...

Снова и снова вглядывается писатель в жизнь, находя для юных своих читателей примеры настоящего мужества – негромкого, скромнейшего по форме, глубоко человечного по содержанию, примеры полной самоотдачи во имя «близких и дальних», во имя Родины. Появившаяся недавно повесть «Ивашов, – снова о войне. И снова о тыле. Хотя этот тыл мог стать и передовой, как это случилось с героями повести на рытье окопов, где погибла подававшая большие надежды во всем, за что ни бралась. Маша, светлой души человек. О тыле, где советские люди отдавали «все – для фронта, все – для победы». Выстояли, выдержали, победили. И когда уже гремит за окном московской квартиры Ивашова салют Победы, не выдержало его изношенное сердце... Это повесть – реквием погибшим на войне, даже если гибель застигла их в тылу. Это повесть – гимн мужеству народа-победителя. Это повесть о тонких душевных движениях, о любви зарождающейся и любви, пронесенной через годы, о юношеской дружбе и чувстве вины за потери, которых и не мог бы избежать, «но все же, все же, все же...».