I

В Страсбургском гарнизоне был молодой инженерный офицер по имени Руже де Лиль. Он родился в Лон-ле-Сонье, среди гор Юры, страны мечтаний и энергии, каковы всегда бывают гористые места. Этот молодой офицер любил войну, как солдат, революцию, как мыслитель; стихами и музыкой он пленял офицеров своего гарнизона. Благодаря двойному таланту – музыкальному и поэтическому – молодого офицера все охотно принимали у себя; он посещал по-дружески дом барона Дитриха, благородного эльзасца конституционной партии, друга Лафайета и страсбургского мэра.

Жена барона Дитриха, ее молодые приятельницы разделяли энтузиазм к патриотизму и революции, в особенности проявлявшийся на границах, подобно тому, как корни одержимого болезнью тела бывают более чувствительны в ее оконечностях. Эти женщины любили молодого офицера, вдохновляли его сердце, поэзию и музыку. Они первые выполняли мысли, только что зародившиеся, были поверенными первого лепета его гения.

II

Это было зимою 1792 года. В Страсбурге господствовал голод. Дом Дитриха, богатый в начале революции, но истощенный пожертвованиями, которые вынуждались невзгодами того времени, обеднел. Скромный стол в этом семействе был открыт для Руже де Лиля. Молодой человек проводил там вечер и утро, как сын или брат семейства.

Однажды, когда на столе были солдатский хлеб и несколько ломтей копченой ветчины, Дитрих, взглянув на Лиля своим печальным ясным взором, сказал ему: «Изобилие покидает наш стол, но что из этого, если нет недостатка в энтузиазме для наших гражданских празднеств и в мужестве для сердца наших солдат! В моем погребе осталась еще одна, последняя бутылка рейнвейна. Пусть ее принесут, и мы разопьем ее за свободу и за отечество! В Страсбурге должна проходить вскоре патриотическая церемония; надобно, чтобы в этих последних каплях де Лиль почерпнул один из тех гимнов, которые вносят в сердце народа восторг, породивший их самих».

Молодые женщины одобрили эти слова, принесли вино, наполняли стаканы Дитриха и молодого офицера до тех пор, пока вино не было осушено. Было уже поздно. Стояла холодная ночь. Де Лиль принадлежал к числу мечтателей; его сердце было взволновано, голова разгорячена. Холод охватил молодого человека. Он вошел колеблющимся шагом в свою уютную комнату и стал медленно искать вдохновения то в трепете своей души, души гражданина, то на клавишах своего артистического инструмента, – слагал то песню, то слова и складывал их в своих мыслях таким образом, что сам не мог различить, которые зародились прежде – ноты или стихи, и наконец ему сделалось невозможно отделить поэзию от музыки и чувство от выражения. Он все пел, но не писал ничего.

III

Обремененный этим высоким вдохновением, де Лиль заснул, положив голову на свой инструмент, и проснулся только днем. Ночные песни с трудом припоминались ему как бы во сне. Он их записал, положил на ноты и побежал к Дитриху. Последнего он нашел в саду копающим собственными руками зимний латук. Жена мэра-патриота еще не вставала. Дитрих разбудил ее; он созвал нескольких друзей, подобно себе, страстных любителей музыки. способных выполнить композиции де Лиля. Одна из молодых девушек аккомпанировала. Руже пел. При первой строфе лица присутствующих побледнели, при второй – потекли слезы, при последних – раздался бешеный энтузиазм. Дитрих, жена его, молодой офицер со слезами бросились друг к другу в объятья. Гимн отечества был найден, но – увы – ему предстояло сделаться также гимном ужаса. Немного месяцев спустя несчастный Дитрих пошел на эшафот при этих же звуках, зародившихся у его очага, на сердце его друга, в голосе его жены.

Новая песня, исполненная через несколько дней в Страсбурге, перелетала из города в город по всем народным оркестрам. Марсель решил петь ее при начале и при конце заседаний своих клубов. Марсельцы распространили ее по всей Франции, распевая по дороге. Отсюда самая песня получила имя «Марсельезы». Старая мать де Лиля, религиозная женщина и роялистка, испуганная подобным отзвуком голоса своего сына, писала ему: «Какой это революционный гимн распевает орда разбойников, проходящая по Франции, и соединяет с ним наше имя». Сам де Лиль, изгнанный в качестве федералиста, с трепетом слышал свой гимн как угрозу смерти во время своего бегства в лощины Юры. «Как называется этот гимн?» – спросил он у своего проводника. «Марсельеза», – отвечал ему крестьянин.

Вот каким образом он узнал название своего произведения. Его преследовал тот энтузиазм, который сам же он рассеял собою. Руже де Лиль избежал смертной казни. Оружие обратилось против той самой руки, которая его сковала.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.