Росток на камне

После за дело вновь берется собиратель. Он подбирает крупные камни, а мелкие приходится выносить людям. Потом следует планировка или разравнивание. Глядя со стороны, можно подумать, что люди готовят к игре футбольное поле: скашиваются кочки, засыпаются ямы. Планировка, как, кстати, и все другие операции, проводится трижды. Потом идет вспашка пятизубым плугом.

Такой эпизод: когда в одной из бригад в Талинском районе я наблюдал подготовку к вспашке, подумал, что это уже последний шаг, что земля уже готова, так сказать, к сдаче. Но каково же было мое удивление, если не сказать досада, когда я увидел, что почти очищенное накануне поле вновь покрылось тысячами и тысячами камней. Они вылезли из земли на поверхность, как картофель после картофелеуборочной машины. И, совсем как картофель, их убирают только руками.

Я смотрел на исцелителей земли, и мне все казалось, что они заняты сбором урожая. Только тяжел, очень уж тяжел этот урожай. В среднем по тысяче тонн камней дает каждый гектар. Это в среднем. А бывает, и до пяти тысяч тонн доходит.

Убежден, придет время, когда о рукотворных землях Армении люди будут говорить как о загадке, как о египетских пирамидах.

Девяностолетний талинский колхозник Петрос Аветикович Ованесян вспоминает: «Мы выбрали эти камни, потому что здесь была свобода, была Россия, и с ней спасение. Мы прежде считали, что здесь невозможно жить. Думали, к следующей весне уедем с этих мест, И потому строили дома-времянки. Здоровые дрова жгли, а гнилье шло на строительство. Но вот пришла новая власть. Она вселила веру в нас. Сплотила. И мы выжили».

Старик говорил еще о том, что каждый клочок земли был очищен от камней на его глазах, каждое дерево было посажено при нем. И все же самому не верится, что землю можно, как он выразился, достать из-под земли. И не только достать. Но и выходить. А для этого нужны не только воля, терпение, но и... время. Порой долгие годы, десятилетия.

Не раз бывало, что сам творец земли не успевал увидеть ростки на камне, над которыми колдовал всю жизнь. Не хватало жизни. И тогда на его место становились сыновья. Ведь землю – суть родины – творят не для себя. Для будущего. Вот и сегодня вместо Петроса Ованесяна трудится на камне (так и говорят у нас: «трудится на камне») Петрос Ованесян, названный в честь деда. Молодой Петрос руководит одним из механизированных отрядов Талинского района. Год назад он сыграл свадьбу. Мне рассказывали, что столы были накрыты под сенью деревьев, посаженных его дедом на земле, которую род Ованесянов творил собственными руками. Показали сад, разбитый уже внуком. А недавно у Петроса родился сын. Назвали его Аветиком, в честь деда, погибшего на фронте, и в честь великого поэта Аветика Исаакяна. И я подумал: а ведь «работники камня» и впрямь чем-то напоминают поэтов.

Вырванная из лап смерти земля еще долго остается чахлой. Например, одной из причин изреженности виноградника специалисты считают перенесенную в прошлом болезнь самой земли. Несколько лет назад такая изреженность составляла в среднем около шестидесяти процентов – из ста виноградных лоз плодоносили только сорок. Сейчас эта цифра доведена до двадцати пяти процентов. Все же мы еще теряем четвертую часть продукции. Но справедливей сказать по-другому: не теряем четверть, а приобретаем три четверти. Ведь в старину никто и не предполагал, что мы выжмем из камней хотя бы одну кисточку. Еще в начале тридцатых годов ради одной грозди для больного человека люди отправлялись в далекое путешествие.

Но, как бы там ни было, изреженность – зло. Со злом борются. И борьба тоже входит в комплекс мер по сотворению земли. Читаю в научном труде: «Если лоза не взошла, то в каждую ямку, выдолбленную в камне, глубиной до семидесяти сантиметров вносим необходимое количество плодородной почвы, ведро перепревшего навоза и чуть меньше полукилограмма суперфосфата. В течение вегетативного периода систематически поливаем водой, добавляем удобрения. Новые кусты на второй год уже начинают плодоносить, но свое доброе дело они делают еще раньше. Своими корнями укрепляют землю». Такая укрепленная земля уже не подводит своего творца.

Как-то у нас в Армении гостил итальянский журналист Энцо Рава. В местечке Гарни он справлялся у крестьян, занимавшихся посадкой нового яблоневого сада на «новой земле»: «Сколько всходит саженцев из, скажем, десяти, посаженных в камнях?» Крестьяне пожимали плечами. Тогда итальянец спросил: «Ну, а сколько всходит из тысячи?» «Вся тысяча», – ответили крестьяне. Позже Энцо Рава написал мне из Рима письмо, в котором были такие слова: «Я никогда не забуду беседу с крестьянами, водружавшими, как знамена, яблоневые саженцы в ямы, засыпанные привозной землей. Вспоминая о своем путешествии по Армении, я теперь не удивляюсь, почему из тысячи посаженных деревьев взрастает вся тысяча...»

...Говорят, практически невозможно определить, обозначить конец дороги. Она обычно, разветвляясь, продолжается. Проселочная переходит в большак, который на одном из перекрестков дробится и расползается змеями в разные стороны. Пожалуй, лишь дорога из Еревана в Гегард имеет четкий конец. Там, где кончается асфальт, там кончается возможность для передвижения. Дорога упирается в скалу с одной стороны, в ущелье – с другой. Путнику приходится пешком взбираться по пологому склону горы к подножию каскада гигантских скал. Сюда я не раз привозил моих гостей и всякий раз ловил себя на мысли, что волнуюсь не меньше их. Здесь – выдолбленный в цельной скале храм.

Предание гласит, что храм Гегард начали творить (тут никак не подходит глагол «строить») в четвертом веке.

Столетия минули, прежде чем работа была закончена. Нанося удар по гранитной скале, первый каменотес и не предполагал, что в невообразимом двадцатом веке соберутся здесь ученые, математики, архитекторы и будут спорить. Спорить о том, какими расчетами пользовались далекие предки, добиваясь неповторимой симметрии. Ведь одно дело сначала чертить на бумаге, а потом, глядя на чертеж, класть камень на камень. Другое – творить, самому находясь в камне изнутри.

Подлинными мастерами были и остаются и создатели хачкаров (от слов «крест» и «камень»), без которых невозможно представить армянскую архитектуру, армянскую культуру. Каждый художник в хачкаре импровизирует. Соблюдая определенные каноны, творец исполняет собственную мелодию. Ни один штрих, ни один узор не должны повторяться – в этом ценность памятников, подлинных шедевров храмового и архитектурного искусства.

Народ-каменотес. Древняя страна, а чуть ли не все жилые дома построены сегодня, буквально на наших глазах. Душа радуется, когда смотришь на новехонький домик, утопающий в зелени. Узоры на стене. Орнамент на заборе. Все со вкусом. Нет, не кануло в Лету мастерство...

«Строить – это значит не просто жить, а улучшать жизнь» – -так у нас говорят. И мы сегодня воистину улучшаем нашу жизнь. Однако делаем это, иногда не особенно задумываясь о завтрашнем дне.

Посетил я все каменные карьеры республики. Расскажу лишь о самом главном, знаменитом камнедобывающем комбинате «Артиктуф». Предприятие создано в 1928 году. Тогда по плану добывалось до двадцати пяти тысяч кубометров уникального красного камня. Сейчас цифра эта возросла до полумиллиона. Есть чему радоваться. Но не будем спешить. Оказалось, чтобы добыть такое количество камня, надо переворошить в три раза больше залежей. Кто-то когда-то бросил фразу: «Артикский туф неисчерпаем». Многие приняли это за аксиому. Завороженные магическим словом «неисчерпаемый», мы все расширяем и расширяем производство бесценного камня, словно забывая, что в мире только несколько месторождений туфа, но по качеству такого, как в Артике, нет нигде.

Артикский туф – это декоративный, облицовочный материал. И не больше. На большее его, как говорится, не хватает. Он не выдерживает перегрузок. Здание выше шести этажей строить из туфа нельзя: рассыплется. И, зная об этом, строили сплошь пятиэтажные дома из нашего красного золота. Совершенно непонятно, почему нужно при строительстве дома, что называется, класть туф на туф. Почему бы не строить из железобетонных блоков, а туф использовать только как облицовку.

Вот что мне рассказал молодой инженер комсомолец Владимир Мовсесян

– Чтобы «Артиктуфу» ежегодно добыть и произвести до полумиллиона кубометров камня, нужно «переворошить» более миллиона кубометров. У нас в официальных документах отмечается: «отходы до 600 тысяч кубометров». Но почему-то эти самые «отходы» пишутся без кавычек. С каких это пор кусок камня перестал называться камнем? Камень всегда камень. Нам нужны большие и маленькие. Нам нужны даже крошки. Ведь из так называемых отходов можно производить наполнители для легкого бетона, можно их использовать как уже готовый стройматериал. Но у нас всего этого не делается. К категории отходов отнесены шестьсот тысяч кубометров на комбинате «Артиктуф», а всего около миллиона в Артикском районе. Вдумайтесь: миллион кубометров! Тысячу шестьсот пятиэтажных домов на пятьдесят тысяч семей можно построить из этого камня. То есть речь идет о городе с населением примерно в триста тысяч жителей. И это из «отходов», полученных всего лишь за год. Запасы туфа у нас действительно обширны. Они доходят до глубины сорока метров. Именно с учетом площадей и глубин ученые говорят о «неисчерпаемости». А на практике глубже семи метров никто никогда не опускается. Так легче. Так дешевле. И разворотили землю на огромных площадях. За последние годы только у сельскохозяйственного Артикского района была отобрана и, конечно, начисто уничтожена тысяча гектаров земли...