Подрабатывал я и на выездных спектаклях крупных артистов, в которые нас, студентов, приглашали на выходные роли.

Вскоре приятель устроил меня писарем в штаб полка. Это был год полного материального благополучия.

А на третьем курсе я был удостоен стипендии, и все мои бытовые заботы отпали. Рассказал я о своих молодых похождениях только затем, чтобы показать, что время тогда было особенное. Энергии и запала хватало не только на занятия и приработки, но и на нескончаемые капустники, которые шли в студенческой комнате отдыха с утра до вечера. Здесь всегда было шумно и весело.

Двадцатые годы помнятся мне как время множества начал. Мы вышли в жизнь, собираясь перекроить ее по-своему, построить тот счастливый порядок, о котором человечество мечтало веками.

После окончания театрального института я работал в Ленинградском театре юного зрителя среди людей, не только искренне и преданно любивших искусство, но ясно и твердо исполнявших основной долг художника – воспитывать в юных зрителях светлое, доброе. Театр стал для меня вторым институтом.

Рабочий день у нас начинался в девять часов утра с тренировочных и учебных занятий. После спектакля мы не расходились. Компания у нас подобралась чудесная. Не могу перечислить всю труппу театра да еще прибавить туда постоянных наших гостей и друзей, среди которых были известный поэт Маршак, ироничный, изысканно-вежливый композитор Стрельников, художник и писатель Лев Канторович... Почти на каждом таком собрании присутствовал юный острослов композитор Никита Богословский. В театре познакомился я и с Евгением Шварцем – мастером удивительной драматургической выдумки и тончайшего юмора. Бывший артист ростовского театра, он тогда именно нашему ТЮЗу отдал свою первую пьесу.

В театре у меня была интересная и беспокойная работа, а кино оставалось непонятной областью человеческой деятельности, манившей своей загадочностью и сильным воздействием на зрителей.

Но вот пришел день, когда меня пригласили на кинофабрику. Нет, я не увидел здесь чудес. Шла работа, упорная, напряженная.

В театре я привык играть целый вечер в одной пьесе. В кино прямо из суматошной обстановки съемок надо было перешагнуть в выдуманную жизнь. Не успеешь обжиться в ней, а надо уже возвращаться назад, в реальную действительность съемочной площадки. Снимались эпизоды непоследовательно, поэтому эмоциональная память актера обязана хранить «хронологию» душевной жизни героя, а память разума – контролировать закономерность и логичность его душевных переживаний. В зрительном зале театра царит тишина, а на съемках работа актера протекает среди шума, постоянного хождения множества людей, бесконечной перестановки аппаратуры. А как хочется актеру, чтобы на съемке зрители помогли ему своим смехом или напряженным вниманием! Но вместо публики на него смотрит киноаппарат, сделанный из холодного блестящего металла и стекла...

Большим событием моей жизни стала встреча с режиссерами Козинцевым и Траубергом. С охотой я согласился сниматься у них в эпизоде одного из первых звуковых фильмов – «Одна».

Козинцев и Трауберг пригласили меня участвовать в своей следующей картине, «Юность большевика». Я играл одного из друзей главного героя, а его самого играл Гарин.

Неожиданно режиссеры пригласили меня в свой кабинет на «Ленфильме». Прикрыли дверь, внимательно меня оглядели, переглянулись и... предложили мне роль главного героя – Максима.

Студийная машина отвезла меня домой. Со сценарием в руках, не дожидаясь лифта, я взбежал на четвертый этаж. Вот я и один. Читаю сценарий и воображаю себя в Санкт-Петербурге. Это был вдохновенный час чтения. Всем, что передумал и нафантазировал в эту ночь, поделился я на следующее утро с Траубергом и Козинцевым. Моя горячность и увлеченность им понравились, а что касается фантазии – они постарались ее заземлить.

– Да, конечно, и вы и Максим – молодые люди, – сказали мне режиссеры, – но не во всем похожие. Максим – один из тех, кто начинал борьбу за новый порядок на земле. Он и в наши дни герой. Если вы хотите понять сущность Максима, рабочего человека, то идите на завод, ищите там родню и товарищей Максима.

И мы пошли на Путиловский, на Обуховский, на «Красный выборжец». Встретились с теми, кто стоял у жарких плавильных печей, управлял огромными станами. Мы нашли в этих людях твердость, ясность убеждений, крепкое товарищество. Это были замечательные наглядные уроки для нас, молодых актеров.

Месяца два примерялись, пристраивались мы к образам своих героев, стараясь узнать о них как можно больше, пробовали жить их жизнью. Постепенно постигали их характеры.

Однажды поняли, что обделили Максима – не дали ему песню. И вот на репетиции...

– Пойте, что придет на ум, – сказал мне один из режиссеров. – Попробуем этот эпизод с песней.

Мы шли с Демой по репетиционной комнате, как бы по дороге на завод. На первом же шагу он пихнул меня кулаком в бок: «Запевай!» От неожиданности я заголосил, сам не понимая что. Песенку, когда-то давно слышанную и вроде бы позабытую.

– Как, как? – разом вскрикнули оба режиссера. – Вы не можете погромче? Что там у вас крутится?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.