Ребячий директор

Каждое лето, с тех пор, как у интерната появились моторные лодки и маленький катер, старшие воспитанники отправляются в десятидневный поход по Визинге, Сысоле и Вычегде. А по рекам этим сплавляют лес. На катере, который идет впереди, прижав к глазам бинокли и подзорную трубу, стоят несколько мальчишек, назадсмотрящих. Они освобождены от всех работ – в их обязанности входит лишь следить за тем, чтобы ни одна из лодок не перевернулась. А это возможно. Поэтому каждый подобный поход стоит Католикову многих нервов и долгих разговоров в министерстве просвещения. Мы хотим видеть ребят смелыми, убеждает он, но ни один, даже самый хороший урок, ни одно обсуждение книги о мужественных людях не выработает в ребятах по-настоящему это качество. Надо создать ребятам такие условия, при которых нужно было бы бороться с опасностью, пусть даже ценой заработанного при этом здорового синяка.

Плывут лодки по реке. Капитаны предельно внимательны. Они отвечают за весь свой, пусть небольшой, экипаж. И когда они кричат рулевому: «Право руля!» – и обходят бревна, плывущие навстречу их суденышкам, они понимают, что спасают не только себя, но и всех своих матросов. Если спросить имя самого опытного капитана, то все, не задумываясь, ответят: Петька Кетов. Кстати, одна из лодок названа в его честь: «Кетыч». .Интересно, что во время походов не бывает никаких нарушений дисциплины. Правда, изредка они случаются потом, по возвращении на берег. Тут может, например, сильный наподдать слабому, но обида скоро проходит – ведь в походе он же протягивал ему руку, делал за него тяжелую работу. Там был другой ритм жизни, было напряжение физических и духовных сил, была ответственность друг за друга и опасность, которую преодолевали все вместе. И какой-то след эта другая жизнь обязательно оставит в их характерах.

После долгих разговоров в министерстве согласились: конечно, это риск... конечно, эксперимент... но цели-то благородные... А Католиков знает, что, откажись он сейчас от походов, мальчишки не простят ему этого. К тому же ему почему-то кажется, что он имеет право на этот риск. В Межадоре, в летнем лагере интерната, стали обычными ночные рыбалки. А ведь с этим тоже пыталась бороться медицинская комиссия. А также и с тем, что все поголовно воспитанники и воспитатели в лагере ходят босиком. На все упреки он отвечает: «Отец берет своего сына на рыбалку и не боится утренней росы. Он разрешает сыну купаться в холодной воде. Он сажает его с собой в лодку и везет по реке, по которой сплавляют лес. Он берет на себя ответственность за здоровье и жизнь своих детей. Так же беру и я, с той лишь разницей, что у меня их не трое, а триста».

Когда его спрашивают, почему он позволяет воспитанникам фамильярничать с собой, он отвечает, что даже самых строгих отцов боятся, но, пользуясь их хорошим настроением, иногда все же шутят над ними и даже хлопают по плечу.

До сих пор, доверяя только своему вкусу, он сам ездит на базу и выбирает одежду воспитанникам. Причем старается покупать разные фасоны и разные расцветки. То, что подороже, обычно приобретает для подарков в дни рождения. И еще учитывается мода. Как гонялся Александр Александрович за пушистыми меховыми шапками и тельняшками, когда они вдруг начали пользоваться у воспитанников особым спросом! Всем купить не удалось, поэтому такими обновками премировали лучших.

А в прошлом году в интернат набрали дошкольную группу. И Католикову пришлось трудно. Как отцу, у которого появляется младенец, а остальные дети давно уже выросли и он не помнит, ни как кормить его, ни как пеленать, ни как успокоить. Под Новый год они с женой пошли по магазинам, чтобы выбрать каждому малышу подарок и положить его под подушку. Как делают дома.

И все-таки дома им очень не хватает. До проведенной в 1978 году реорганизации школ-интернатов не было дня тяжелее субботы. Потому что суббота проводила четкую и жестокую грань между ребятами, имеющими дом и не имеющими его. Первых туда отпускали, а вторые плакали или просто заметно грустнели. Хотя первые нередко возвращались с синяками и без пальто, которое отец успевал пропить за здоровье сына и с ним вместе, или говорили порой: «А ведь знаете, мы там никому не нужны».

Как раз тогда и возникла мысль у жены Католикова, Лии Васильевны Плаксиной, заведующей кафедрой педагогики Коми пединститута, привозить по субботам в интернат студентов. И действительно, с их появлением стало как-то веселее, и скоро многие ребята не хотели идти домой, даже если за ними приходили родители. Сейчас в студенческом педагогическом отряде семьдесят человек. Одни ведут кружки, другие работают с отставшими в умственном развитии детьми. В каждом интернате есть дети, которые не говорят до семи лет. Поэтому любая первая их фраза – большая радость. Даже такая: «У меня нет одного папки. Сначала мамка жила с дядей Петей, потом с дядей Сашей».

После реорганизации в интернате практически не осталось «домашних» детей. Многие попадают сюда из детского дома и, значит, вообще не помнят, что такое жить в своей квартире, иметь свою, детскую, комнату. И тем острее воспринимаются ими случайно увиденные на улице окна, за которыми вечером собирается семья. И тем праздничнее для них, особенно малышей, тот день, когда они с гордостью говорят: «Мы были дома» – это когда побывают или у завуча Зинаиды Викторовны Егоровой, или у самого директора.

Долгое время, может быть, просто оправдывая отсутствие возможности селить ребят в маленькие комнаты, говорили, что им нужны как раз большие спальни: так, мол, дружнее они растут. А в интернате Католикова шла перестройка верхнего этажа. Когда появлялся кто-нибудь из ответственных сотрудников министерства, его наверх не пускали под разными предлогами. А повели только тогда, когда смогли убедить, что дома дети не живут по двадцать человек, что им нужен уют. Больше того, долгое время существовало правило, согласно которому мальчики и девочки должны жить на разных этажах. Но ведь в семье-то они живут рядом. Пусть и здесь, в интернате, мальчики учатся у девочек аккуратности, пусть чувствуют, что они сильнее, и в общих гостиных, где стоят телевизоры, уступают девочкам кресла. Это важно еще и потому, что в семьях, где росли эти мальчишки, они не могли получить урока хорошего отношения к женщине – пусть получат здесь.

И еще есть у Католикова два простых правила, которыми он постоянно руководствуется: это воспитание у подростков любви к природе и желания трудиться, работать сознательно для себя и для того, кто рядом с тобой.

Работать его ребята любят. Лета все ждут с нетерпением, потому что интернат выезжает в Межадор, на дачу, где каждого ждет его дело. Ребята пашут землю на тракторах, не только выращивают около двадцати сортов картофеля и трехсот сортов цветов, но и ведут наблюдения за ними, а потом посылают результаты на ВДНХ. Пятнадцать воспитанников уже награждены медалями «Юный участник ВДНХ». Секрет этих успехов прост: ребята ощущают свою самостоятельность и потому работают заинтересованно и осознанно. Труд каждой бригады из пяти-шести человек – частица общего труда всего коллектива. Если у Кати Безносиковой, главного цветовода, вдруг начинают чахнуть гладиолусы, она не пойдет жаловаться Александру Александровичу, она знает, что гладиолусы плохо полили, а виноват в этом бригадир поливальщиков, или та бригада, которая устанавливала оросительную систему, или, может быть, даже кладовщица, которая дала дырявые шланги.

И не случайно у выпускников интерната не возникает вопроса, куда пойти учиться, – они знают об этом задолго до окончания школы. Та же Катя хочет заниматься цветоводством и дальше. Любители походов на моторных лодках пойдут в речное училище. Петька Кетов метит в капитаны. Кто-то видит себя механизатором. А Таня Михайлюк и еще несколько девочек поступили в 1979 году в Нарьян-Марский зоотехникум.

Дело в том, что у интерната уже несколько лет есть свой зоопарк, и в нем живут сто зверей пятнадцати видов. Это кролики, куры, овцы, лошади, лосиха, орел. Был даже когда-то медведь. У многих из этих животных сложные судьбы. Лошадь Смуглянка, которую отдал интернату совхоз Межадорский, – круглая сирота. Лосиху Майку полугодовалым младенцем нашел на затопленном острове охотник. Как она попала туда и где ее родители, узнать не удалось. Орел Гордый сидел почему-то на железнодорожном полотне, когда его увидел машинист электровоза. Он взял орла с собой в поездку, а потом принес ребятам. Так и неизвестно, почему сильная, здоровая, как выяснилось, птица не улетела тогда, увидев огни поезда.

Живут в зоопарке птицы и звери с загадочными и вполне обыкновенными судьбами, и за каждым животным ухаживает тот из ребят, кому удалось найти с ним «общий язык». Все остальные ребята то хлеб притащат своим питомцам из столовой, то конфету. И еще удовольствие получают оттого, что тратят свою ласку и заботу на «братьев наших меньших».

Вот так живут и растут католиковские дети. Как в большой дружной семье. И есть им о ком заботиться. И есть у них любимые занятия. И профессии они себе выбирают не случайно. А Католикову хочется заглянуть поглубже им в души и понять, что они все-таки чувствуют и думают, насколько настоящи их увлечения и заботы, какие люди из них вырастают. Ведь как-никак, а семь лет уже работает он в интернате, и пора уже, думает он, что-то итожить, делать какие-то обобщения.

Кто-то из друзей-педагогов рассказал ему однажды о своей поездке в Павлыш, в школу, где несколько лет назад директорствовал В. А. Сухомлинский. Поехал туда для того, чтобы самому понять, в чем же заключались педагогические секреты замечательного учителя и воспитателя юношества. Он очень обрадовался, когда случайно оказался в автобусе с бывшими учениками павлышской школы. Те возвращались с работы, о чем-то весело беседовали и с удовольствием познакомились с приезжим. Когда они вышли, педагог задумался: «А что же в них особенного, в этих веселых и остроумных парнях?» И только спустя много времени его осенило: «Господи, да они же простые трактористы. А разве я видел когда-нибудь таких трактористов?»

Так вот в чем смысл работы педагога, подумал Католиков: Чтобы твоих учеников узнавали. Чтобы они, обыкновенные в общем-то люди, все же чем-то отличались: может быть, были бы немного добрее, жизнерадостней, трудолюбивее, чем другие. Чтобы никогда не забывали тех людей, которые вывели их в люди..

Они уже и сегодня перестали отделять его от своей жизни. Вот он выходит из кабинета неторопливо, как всегда (не потому, что некуда спешить, а потому, что авария все же не прошла бесследно), прощается с ребятами. А они спрашивают: «Разве вы уже уходите?» Он непроизвольно смотрит на часы: без четверти девять. «Но ведь отбоя-то, Александр Александрович, еще не было».

Он крепко связан с ними. И давно уже нет в его жизни ничего другого, кроме интерната, его воспитанников и забот о них. Даже вечером, уже дома, когда Католиков пьет виноградный сок, он обязательно спрашивает жену, где она его купила и сколько он стоит, – надо бы таким соком малышей напоить. Потом он вспоминает, что рядом со школой планируется возвести высотные жилые дома, а у школы совсем нет территории, и намечает, что завтра обязательно пойдет к главному архитектору города и разобьется, а докажет, что детям нужен и просторный школьный двор, и спортплощадка, и зеленый уголок.