Ему показалось даже хорошо здесь, привычно: вот они, члены Комиссии, сидят вокруг стола, на столе лежат разные бумаги и те огромные счеты, которые принесла Зинаида от Кругловых, не спросив разрешения.

– А-а-а! – протянул Калашников, увидев Устинова. – А-а, и ты прибыл! Это хорошо!

– Прибыл .вот! – отозвался Устинов. Сел на табуретку.

Сидел, молчал и думал свое: в избушку он уехал на пашню, скрылся от людей, а неделя прошла – он сам побежал к людям, слушает их... Зачем? И как это получается – и с людьми худо, одному хочется быть, и одному нельзя – нужны тебе люди, да и только! Избушка пашенная его ждет, Груня побитая ждет, с ноги на ногу переступает: «Что же теперь хозяин будет со мной делать, как поступать?». Домна, жена, удивляется: «Вышел мужик на ограду – и нет мужика, подевался ни с того ни с сего куда-то», а мужик – вот он где, будто бы от нечего делать чужие лясы слушает. И даже не слушает, а в одно ухо впускает их, через другое» – выпускает. И как пьяненькому беззаботно ему... Тем временем удивленная Домна, наверное, уже отвела Груню в конюшню, Моркошке и Соловому задала корму. «Вот те на! – думает Домна. – Убежал мужик-то! Куда бы ему? Больше некуда, как в Комиссию в эту! Вот те на... Привыкать надо к тому, что мужик мой в Комиссию, в эту бесперечь, будет бегать... Видать, надо привыкать...» А может, и еще Домна подумает: «Ладно, когда бы одна только Комиссия

на мою шею... А вот при Комиссии еще и Зинка Панкратова денно и нощно состоит – тут как бы не было чего худого?»

Потом Устинов и еще подумал: «Нет, Домна так не подумает! А за скотиной убраться ей Шурка, зять, поможет. Шурка нынче дома...»

А Зинаида сидела у окна, свет падал на нее, шарился по лицу, искал на нем тревожные морщины, испуг, смущение, неловкость какую-нибудь, но ничего этого не находил – Зинаида строгая была, как бы даже сердитая, она с Игнашкой спорила, а Устинова не замечала. Но это ненадолго. Через минуту-другую она заговорит с ним, задаст ему какой-нибудь вопрос, а тогда и вытаращит на него глаза и будет слушать его не мигая, не дыша. А зачем ему, опять-таки, ее вопросы? Вовсе не надо их дожидаться!

– Ты вот божишься, а в бога-то веришь ли, Игнатий? – спросила вдруг Зинаида громко.

– Вот так раз1 Конешно! – заверил Игнашка.

– А бог – в тебя?

– Ну, энто мне уже неизвестно, Зинаида Пална! – развел Игнашка руками. – Я за господа бога не в ответе. Он и сам умный.

– Сам-то ты чувствуешь, нет ли, божью веру в тебя?

– Пожалуй што не сильно... Не слишком сильно, я полагаю.

– Почему? Почему ты этак-то полагаешь?

– Да мало ему меня видать! Другие меня от его ежеминутно заслоняют,

– Как так?

– Так! Сама подумай: вот я в церкви поставлю богу свечку – она у меня копеешная, а купчина какой-то ставит – пудовую! Теперь скажи, чью свечку-то богу, оттудова, с самого верху, лучше видать – мою либо купеческую? Вот так и происходит дело? Или – непонятно?

– Ну, а ежели богу до нас далеко, так он святым препоручает людей? Чтобы святые на человеков глядели и наставляли бы их?

– А до святых-то, может, ишшо дальше, чем до бога, Зинаида Пална! Их, может, и вовсе не было таких-то, про которых попы сказывают?!

И тут, в этот момент, Зинаида и спросила Устинова:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.