Поздно вечером 27 сентября раздался звонок.

— Кто? — спросил я.

— Гвардейцы!

— Какие гвардейцы?

— Открывайте, свои!

Я открыл дверь. Передо мной стоял парень в форме военно-морского флота с нашивками лейтенанта. Сначала я его не узнал, настолько время и война изменили это го юношу, Валентина Юрихина.

— Откуда ты, Валентин?

— Из-под Сталинграда.

— Когда?

— Несколько дней назад. Прямо из самого ада. Вот отправили на отдых. Отдохну — и опять на Сталинград. Я командовал там ротой морской пехоты.

Вид лейтенанта был страшен. Ничего юношеского уже не было в его глазах; передо мной сидел суровый человек, с туго стянутыми скулами, с взглядом беспокойным, ищущим, — действительно все свидетельствовало в нем, что он только что вышел из ада битвы за Сталинград.

И он рассказал мне, как морская пехота дралась и дерется под Сталинградом. Разумеется, когда он говорил о товарищах по оружию, обыкновенных пехотинцах, в его речи проскальзывала традиционная снисходительность моряка к пехоте — но это ведь в крови моряков всего мира! Однако он не переставал восхищаться всеми, кто дрался рядом с ним на улицах Сталинграда, — артиллеристами, автоматчиками, танкистами.

— Мы защищали подступы к улицам, которые могли бы привести немцев к вокзалу, возьми они эти улицы. К вокзалу они рвутся, и еще как! Но далеко им до него, и не взять им ни вокзала, ни Сталинграда, и к Волге не пробиться. Мы, морская пехота, вступили в бой в начале сентября — и с тех пор немцы не продвинулись ни на метр. У нас есть приказ: «Ни шагу назад!» — и мы умираем, но не отходим.

— У тебя большие потери в роте?

— Хватает, — ответил лейтенант. — Но что наши потери по сравнению с немецкими. Будет Германии чем вспомнить Сталинград! Мы их там наколотили столько — самому дьяволу не сосчитать. Немцы пускают в ход все комбинации боя. Особенно страшна атака танков при поддержке авиации и артиллерии во взаимодействии с пехотой. Сначала появляются бомбардировщики, одновременно бьет полевая артиллерия и бьют из своих пушек идущие в атаку танки. Это черт знает что! Человеку необстрелянному небо кажется с овчинку. А я как раз никогда еще не был под таким огнем и в таких жарких делах. Да и ребята мои тоже.

— Ну и что?

— А что? Видите, жив и почти здоров. Правда, я совершенно не помню, что было в течение первых трех суток. Эти дни из моей памяти как будто вырублены. Помню только кое-что из событий четвертого дня боя. Мы шли в штыковую атаку.

— Немцы приняли ее?

— Немцы штыка не принимают, итальянцы тоже. У меня был автомат, а у автомата штыка нет. Так я схватил его за дуло и бил по фашистским головам прикладом.

— Какое же ощущение от рукопашной схватки? Ты помнишь, скольких убил?

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

комментарии

Вера , 05.07.2010 16:15

Это статья про моего деда, отец бережно хранил вырезку из журнала... Дед никогда не рассказывал сыновьям о войне.

Вера , 06.07.2010 02:12

-