Рассказы о невозможном

Он заранее представил, чем может кончиться эта затея - негромкий удар, клубы дыма - и Боря Волков в крови, с оторванными ступнями ног, с раздробленными кистями рук. Нет, этого нельзя допустить!

Командир сделал усилие. Он попытался еще раз нагнуться к земле, но в глазах у него помутилось. С трудом, еле переводя дух от боли, он выпрямился... Нет. Нельзя! Не хватало еще обморока! Эх, был бы сплошной снег, были бы следы видны - полдела было бы... а тут, на этой мерзлой земле, кое-где припорошенной снегом, не видно ничего. Ничего!

Мальчик приближался.

- Стоп! Стой на месте! Дальше нельзя! Да стой, тебе говорят!

Боря Волков замер у самой опушки, там, где тропа выходила на эту таящую в себе смертельную опасность полянку.

- «Волчонок»! - окликнул его еще раз громким, свистящим шепотом командир.

Боря Волков на этот раз не ответил, как всегда: «Здесь, товарищ капитан-лейтенант!».

Он теперь видел уже многое: Неверова, распростертого на земле, темное пятно на снегу около него, проводника Чижова, бинтующего себе руку... На этот раз Волков ответил тонким, далеким голосом: «А?!»

И капитан-лейтенанта наполнила еще более острая жалость. Он закусил губу и несколько секунд молчал.

- Слушай! - сказал он затем. - Слушай хорошенько, Борис! Мы попали, брат, на мины. Евграфов и его люди как-то прошли, а мы вот... влопались... Шульгу ранило, Неверова, проводника... Меня, проклятая, контузила, должно быть. Контузила, брат, - вот что хуже всего... Надо выходить отсюда, «Волчонок»... А?

- Я слушаю, товарищ командир! - донеслось издали.

- Ну вот... понимаешь ты, что теперь надо сделать? Надо, чтобы кто-нибудь стал на четвереньки... Так? Прополз бы от тебя к нам, понимаешь? Ты эти мины видел когда-нибудь? Они такие, как гробики, маленькие... Вот... Надо ползти, а впереди себя тихонько руками шарить... Только еле-еле, чуть-чуть... Нащупал, заметил, где она, куда от нее проволока протянута, и кругом от нее ползти... чтоб не зацепить, смотри... Вот. Как бы это сделать, Волков, а?

Борис ответил почти сразу. И голос его звучал совершенно твердо, когда он сказал:

- Я сейчас сделаю, товарищ капитан-лейтенант!

Капитан закашлялся.

- Ладно! - с усилием выговорил он. - Больше, брат, некому... А иначе мы все пропадем. Но осторожно, смотри! Имей в виду, это не шутки! Очень осторожно надо. Тут стыдиться нечего, если и побоишься... А?

Боря Волков, пыхтя, расстегивал в это время туго затянутый краснофлотский ремень.

- Да, я боюсь, товарищ капитан-лейтенант, - успокоительно ответил он, - я не стыжусь, боюсь!

И вот началось самое страшное. Когда-то Савич видел такую картину: в ярко освещенном зале, на столе, среди кинжалов, смуглая черноволосая женщина с завязанными глазами, цыганка или испанка, пляшет неистовый танец. У людей, тесно собравшихся вокруг, в глазах запечатлелся ужас, смешанный с восхищением... Яркий свет, цветы, хрусталь... Какая чушь, какие пустяки все это!...

Тут не было яркого света, не было кавалеров в цилиндрах и в белых пластронах, не было тут ни ваз с апельсинами, ни блестящих кинжалов, ни бутылок вина. Темной ночью, по мерзлой земле, осыпанной первой порошей, полз в полутьме смельчак, не думая о том, что грозит ему, если он сделает одно неосторожное движение. А вокруг него, под сухой, реденькой травкой, слева и справа лежали незримые аккуратные гробики с добротной взрывчаткой треста «Фарбениндустри», Германия, Баден. Каждого из них было достаточно для того, чтобы превратив Борю Волкова в ничто. А их были десятки...