Нам пишут, что на Лопатьевском чугунно-литейном заводе случилось происшествие, глубоко взволновавшее местную общественность, В клубе вечером, соединенными стараниями месткома и ячейки комсомола, сооружены были увлекательные политигры. В этих играх приятное сочеталось с полезным: молодежь, играя в политфанты, одновременно, сама того не замечая, приобретала познания в политэкономии, историческом материализме, географии и истории. Общее веселье было испорчено недостойным поведением комсомольца Глазунова, который на просьбы руководителей - принять участие в игре - заявил грубо, что «пусть они все сдохнут».
Когда стали его расспрашивать о причинах такого странного и необдуманного отношения к клубным развлечениях, Глазунов обозвал руководителя дураком. Он упорствовал в своих заблуждениях, и его заподозрили в идеологической невыдержанности; политическом невежестве и недисциплинированности. На заседании бюро ячейки ему был вынесен строжайший выговор, а местный рабкор, перо которого никогда не уставало обличать и клеймить, предал поступок Глазунова на суд гласности через стенгазету «Лопатьевский литейщик». С тонкой и убийственной иронией статья разоблачала Глазунова, как оторвавшегося, разложившегося, зараженного предрассудками мещанской стихии, и Глазунов должен был бы сам ужаснуться, увидев беспристрастное отражение своего нравственного облика.
Но прежде, чем сказать о Глазунове последнее слово, нам хочется рассказать об одном постороннем предмете - об электрической доске вопросов и ответов. Мы видели ее в одном из клубов, - это была ужасная, адская выдумка. Истории молчит, кому принадлежит изобретение этой машины, и комсомольцы клуба «Октябрьские всходы» не знали, чье имя должны они проклинать. Но у него, у изобретателя, несомненно была крепкая голова.
Мы опишем эту машину объективно, без всякого личного, предвзятого чувства. Это была широкая доска, аршина два шириной и полтора аршина в высоту, Справа были наклеены вопросы:
- Нэп?
- Диктатура пролетариата?
- Военный коммунизм?
- Фашизм?
- Империализм?
и так далее. Под каждым вопросом была медная кнопка. Справа были наклеены ответы. И под каждым ответом - тоже кнопка. Сбоку извивались провода, а сверху над доской была ввинчена лампочка.
Тут же на стене внесло объяснение, как пользоваться машиной. «К доске, - гласило объяснение, - вызывается один из присутствующих. Он берет два конца провода, одним касается кнопки вопроса, а другим - кнопки ответа. Если ответ указан правильно, наверху загорается лампочка.
Неудачные ответы вызывают веселый смех.
Ответившие правильно получают право пользоваться доской вне очереди».
Перед этой доской сидели дюжины полторы комсомольцев комсомолок. Вид у них был убитый, точно все они собрались на похороны родственника.
И руководитель прямо-таки убивался, чтобы вызвать хоть тень улыбки у своих зрителей.
- Ну, как же, ребята, а? - бодро говорил он. - Чего ж вы? Нефедов, скажи-ка нам, братец, что такое нэп?
Нефедов сгорбился и подошел к доске. Вид у него был совершенно измученный. Он взял в руки два провода - одним надо было прикоснуться к кнопке с надписью «нэп», а другой- к кнопке ответов. Он потрогал штук десять кнопок, но лампочка не загоралась. Руководитель хохотал, раскачиваясь и вытирая слезы. Это не был обычный человеческий смех. В нем звучали ноты тоски и отчаяния. По расписанию надо было играть, забавляться, бешено веселиться - и он делал все, что мог. Это был честный, старательный человек и к своей работе относился добросовестно. Некоторые из сострадания тоже засмеялись, виновато оглядываясь на остальных.
- Не знаю, - сказал Нефедов, опуская руки и глядя на пол. Тогда руководитель вызвал другого.
- Савельев! А ты? - Я не пойду.
- Почему же ты не пойдешь?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.