И чудо в пустыне тогда совершилось:

Минувшее в новой красе оживилось;

Вновь зыблется пальма тенистой главой.

Вновь кладезь наполнен прохладой

и мглой.

И ветхие кости ослицы встают,

И телом оделись и рев издают;

И чувствует путник и силу и радость;

В крови заиграла воскресшая младость;

Святые восторги наполнили грудь;

И с богом он дале пускается в путь».

«Три пальмы» Лермонтова написаны на ту же тему и этим же стихотворным размером - и, однако же, какая разница в трактовке! Бог Лермонтов - такой же жестокий мститель, каким был человек Лермонтова. С богом Пушкина можно «пускаться в путь», а с лермонтовским нельзя.

Ситуация изменена, и изменена принципиально: не только бог жесток, но и люди жестоки. Страдают не путники, а пальмы, посмевшие роптать на бога:

«И ныне все дико и пусто кругом -

Не шепчутся листья с гремучим ключей:

Напрасно пророка о тени он просит -

Его лишь песок раскаленный заносит,

Да коршун хохлатый, степной нелюдим,

Добычу терзает и щиплет над ним.»

Лермонтов имел полное право оказать Пушкину: «Ты пел, и в этом есть краю один, кто понял песнь твою». Понял не как наивный и послушный ученик, а как сын, продумавший заново все то, о чем ему говорил отец. Гибель Пушкина подтвердила Лермонтову то, что он предвидел и предчувствовал, вступая в тридцатые годы. И как настоящий духовный сын Пушкина и настоящий благородный сын своей родины, он погиб за то же и почти так же, как погиб его великий отец.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.