Провокатор

- У меня, что же? - порылся в бумагах, легонько вздохнул. - Вот, не угодно ли объявленьице.

Развернул широкий лист бумаги. Жирные буквы внушительно и откровенно угрожали:

«ОБЪЯВЛЕНИЕ

5 июля 1903 г. пристава первого участка Серпуховской части.

По распоряжению его превосходительства господина московского оберполицмейстера, всем рабочим завода «Общества механических заводов бр. Бромлей», в подтверждение объявления фабричного инспектора барона Типпольта от 4 сего июля предлагается немедленно приступить к работам.

Рабочим, не исполнившим сего требования, явиться в понедельник 7 июля к 10 часам утра в заводскую контору для получения расчета и паспортов, после чего удалиться с завода.

Паспорты и причитающиеся заработанные деньги рабочих, не прибывших за получением расчета в течение дня 7 июля, будут высланы в подлежащее полицейское или волостное правление, по месту прописки рабочих для выдачи по принадлежности.

Пристав первого участка.

Гринцевич».

- Нуте-с, как вы находите?

- Изволили запоздать, ваше высокоблагородие, с объявлением этим. Как бы не пришлось расклеивать его по всем заводам Москвы. - Григорьев снизил мягкий говорок свой до шепота. - Снюхались ребятки, ваше высокоблагородие, имею самые точные сведения...

Пристав вскочил, забегал, засуетился. Мысль о том, что он прозевал события, ошарашила его. Он уже подозревал какой-то подвох, каверзу со стороны других чинов полиции, которые, как он думал, собирались отнять у него счастливую возможность отличиться. Пристав схватил за руку Григорьева, потащил в соседнюю комнату.

- Ну, что же там еще? Ох, чорт меня возьми, пропаду я, чувствую, что пропаду...

Григорьеву стало смешно, он фыркнул в мундир долговязого пристава.

- Ничего особенного, ваше высокоблагородие, самое обыкновенное дело, если посмотреть с выдержкой: собираются ребята наши всей Москвой грянуть. Хе, рысковый народ, ваше высокоблагородие! Ну, опять-таки, думаю, все напрасно: сочувствие на других заводах действительно есть, но чтобы по-настоящему - духу не хватает.

- Ну да, а все-таки? - спрашивал пристав. - Вы, (господин Григорьев, можете говорить все, мы здесь одни.

- Говорить нечего, я сказал, что слышал: наши с Густав Листом снюхались. Мое дело сообщить, ваше - действовать.

- Фу, стукач несчастный, - радостно вздохнул пристав, - чего это я в самом деле перепугался!...

Принял строгий, официальный вид, попробовал выкатить сухую грудь, но тут же, махнув рукой, заговорил попросту, с некоторой усталостью в голосе:

- Проследите, господин Григорьев, вам сподручнее, вы к ним ближе, вы свой человек, и немедленно - мне, а я доложу о вашем усердии, можете на меня положиться...