«Развивать движение наставничества, шире привлекать к воспитанию молодежи кадровых производственников, ветеранов труда, передовиков соревнования».
Из резолюции XVII съезда ВЛКСМ
Из отпуска Людка вовремя не вышла. Нельзя сказать, что эти последние дни получились у нее веселыми и беззаботными: там, внутри, не таял холодок тревоги. На участке ее встретили хмуро. А после смены накалились страсти. Мотальщицы постарше раскричались: «Не нужна нам такая работница, мы из-за нее план теряем, так и без премиальных останемся». Злые у них лица были, усталые. Не только Людмиле, всем девчонкам грехи многочисленные припомнили. Те пытались отругиваться, разговор все более уходил в сферу выяснения деталей второстепенных, а Людка сидела напряженная и ждала. Встала Ксения Милостнова, сказала: «Давайте поверим Людке. В последний раз». В общем, поверили тогда не Людке - Ксении Викторовне.
Жизнь пошла своим чередом.
Потом Людка уехала домой, - нашлось у нее два заработанных дня, а вернулась почти через неделю. Была она сама не своя, но это казалось понятным, - людей на комбинате не хватает, к прогульщикам тут отношение непримиримое: каждый из пропущенных дней на план со знаком «минус» работает. На этот раз публичное обсуждение устраивать не стали, собрались руководители смены. Людка молчала, как каменная. И тогда хлопнула дверью Ксения Викторовна, «мама Оксана», сама доброта, само терпение: «Хватит возиться!» Глаза у нее были чужие, потемневшие. Людка вслед захлебнулась слезами: «Дома у меня плохо, не могла я маму одну оставить».
До работы Людку допустили, но поскольку имела она репутацию девицы бесшабашной, на слово не поверили. Дело об увольнении за прогул было передано в цехкомитет, шла речь об исключении из комсомола. Ксения Викторовна, которой, проплакавшись, рассказала Людка немудреную житейскую историю про дебоши пьяного отца, добилась отсрочки. Сказала: «Работай спокойно». На место службы отца был послан запрос. Ждали ответа, а он не приходил. Больше всех волновалась Ксения Викторовна: и в Людке не хотелось ошибиться и чтоб на комсомольскую группу позор не пал... И вот известие: в семье порядок наведен, после письма с комбината над отцом был учинен товарищеский суд, это подействовало отрезвляюще.
Людмила с тех пор тоже изменилась, доверчивее, спокойнее стала. Но ее мытарствам не суждено еще было кончиться. В общежитии пропали вещи. Может, косвенные какие улики против нее были, может, репутация старая роль свою сыграла, но обвинение пало на Людку. Бытсовет объявил собрание: хотели Людку из общежития выселять. Ксения Викторовна отпросилась со смены. В уголке уселась, спокойная, неприметная. А уж потом и девчонкам тем неразобравшимся и воспитателю с комендантом показала всю мощь своего темперамента. Я знаю, как она выступать может. Слышала на одном гладком и благополучном собрании. Говорила она тогда о вещах самых житейских, но говорила, что называется, со страстью, и тишина была взорвана, и круги от ее выступления пошли широко, и собрание перестало быть гладким и благополучным, а стало живым.
Людку опять отстояли.
Обыкновенная она в общем-то девчонка, эта Людка.
Семнадцати лет на комбинат из своего райцентра приехала. Душа - как дом на семи ветрах, всему открыта. Сказать по правде, она почти не почувствовала разницы между Костромой и своим райцентром. Кинотеатров, конечно, побольше, на танцы куда пойти - тоже выбор, летом особенно. Работа! Ну, работать Людка может, когда не ленится, конечно. Она одна из девчонок за Тамарой Пигиной угнаться горазда. А это вам не шутка - Пигина считается лучшей мотальщицей ордена Ленина льнокомбината имени И. Д. Зворыкина. Общежитие! В общежитии Людке нравилось - свобода! Долгожданная городская свобода от всевидящих, всезнающих глаз родных и соседей. Проблемы коммуникабельности Людку не мучили. Девчонки были свои - недавние горожанки с восьмилеткой за плечами. Почему ей больше всех доставалось! Такой уж нескладной уродилась. Во время серьезного собрания рассмеяться может - не удержишь, звони в колокольчики до утра. Голос у нее громкий, ничего особенного и не скажет, а людям кажется - нагрубила. Ну и с дисциплиной, что правда, то правда, в неладах бывала. В цехе многие убеждены: «Если б не Оксана, давно б Людки тут не было». А Людка уходить не собирается. Людка говорит: «Я такого человека в первый раз встречаю».
В юности мы ищем истины. Еще вернее так - человека, в чьи истины мы поверим.
У Ксении Викторовны истины простые, житейские. Ира Иванова, новенькая, это сразу уловила. С первого дня: «Мама Оксана!»
Начальство Милостнову спрашивает: «Когда ты нормы выполнять успеваешь!»
Ровесницы вздыхают: «Все бегаешь! Когда успокоишься!»
Кто же она, Ксения Викторовна Милостнова, эта первая любовь всех девчонок второй смены! Рядовая текстильщица, мотальщица. И еще - партийный групорг.
Трудовую книжку Ксении Милостновой выдали в 1943 году. Было ей тогда тринадцать лет; в двенадцать она поступила в ФЗУ обувщиков и стала работать на фабрике «X Октябрь». Шла война, фронт требовал не только снарядов, но и сапог. Так что детство кончилось рано, а юность была военная, трудовая, с хлебными карточками и вечным страхом проспать. Но и без работы на обувной фабрике 23 из 43 своих лет простояла Ксения Викторовна у мотальной машины.
А теперь в цехе говорят, что после реконструкции комбината вообще такой профессии на ткацкой фабрике не останется - мотальщица: льняная нить уже из прядильной будет выходить беленая, наработанная на бобины. Грустно ли от этой мысли Ксении Викторовне делается! Да нет. Зачем она грустить будет, если людям - облегчение. Научно-технический прогресс для нее тоже из явлений жизненных: на глазах сколько изменилось!
В общем, останутся на ткацкой фабрике мотальщицы или нет, вопрос будущего, а сегодня девчонок, которые приходят в приготовительный цех, ставят ученицами к Милостновой. Почему именно к ней! Потому что знают: не откажется, хоть и в рубле немало проиграет. Правда, у нее есть небольшое превышение нормы, но текстильщики скажут: для мотальщицы это результат средний. Ее же девчонки с большим опережением идут. А с опытом Милостновой проценты можно гнать да гнать: и себе хорошо, и государству польза. Только не в одних процентах польза-то государственная, это тоже ясно. Через десять дней ученица начинает работать самостоятельно, но если видит мама Оксана - запарилась бедняжка, стоят воробы, все бросает, к ней бежит. А в ученицах у нее, знаете, сколько девчонок побывало! Только по последним официальным данным - пятнадцать. Так то по официальным данным...
И еще потому ставят девчонок ученицами к Ксении Викторовне, что знают: не только специальности научит, но и возиться будет сколько надо, горой встанет. «У Людки душа хорошая», - многим она доказывала и доказать сумела. Людке - в первую очередь.
Ох, уж эти хлопоты Ксении Викторовны! Все-то ей надо, все ее вмешательства требует. «Мимо чужой судьбы пройти не может», - так в цехе говорят.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.