При любых обстоятельствах

Контроль, контроль и еще раз контроль! Проверка соответствия реальным делам всех составляемых стройорганизациями бумаг: актов на списание материалов, нарядов на выполненные работы, «процентовок» и т. п. Вот примерно то, что входит в прямые обязанности работников Стройбанка, того небольшого коллектива, которым руководит и который вдохновляет управляющий Стройбанком.

Теперь, думается, вам должен быть понятен строй или образ мышления Лежневой: она обязана быть законником и контролером, как никто другой. Между прочим, до недавнего времени Лидия Ивановна и была такой. Не случайно ее назначили на высокую должность управляющей Стройбанком, хотя со времени окончания ею Московского финансового института прошло немногим более десяти лет. А потом... потом произошла вся эта история, которая поколебала мнение о Лежневой как об. идеальном контролере.

Началось все с того, что Лидия Ивановна решила отремонтировать свою контору. Пришла она как-то зимним туманным утром в кабинет, и все ей показалось тусклым, серым. Стены какие-то обшарпанные, теснота, неуют, папки с бумагами навалены прямо на столах – негде цветочек поставить!

Надо произвести текущий ремонт, подумала Лежнева. Но как, за счет каких средств? Не самим же клеить обои... На ремонт необходимо получить разрешение вышестоящего начальства, нужны деньги, смета, материалы, люди... Хлопот не оберешься. А зачем, подумала холодно Лежнева, зачем хлопотать, когда стоит лишь мигнуть – тебе все сделают и еще спасибо скажут? Стоит лишь отказаться от каких-то нравственных мелочей в своей работе, нажать на кое-какие педали – и все.

Человек умный, холодный и расчетливый – качества, отнюдь не противопоказанные для финансиста, – она разработала идеальный план. Значит, так...

Первый ход – самый простой, невинный: ревизия в одной из «слабых» организаций – в строительно-монтажном поезде № 250 (СМП-250). Особенно и придираться не пришлось, все вылезло наружу сразу: руководство СМП-250 не принимало мер к своевременному списанию материалов, дело велось из рук вон плохо, планы не выполнялись. И акт как-то сам собой получился разгромным. Без дополнительных усилий.

По мысли Лежневой, ответный ход должен был совершить руководитель СМП-250, ибо он понимал, что такой акт грозит ему увольнением с должности. И вот главный инженер едет к Лежневой – на переговоры: не положит ли банк сей документ под сукно?

Дальше партия разыгрывалась как по нотам. Лежнева улыбнулась милостиво: да, положит, если СМП-250 достанет для ремонта банка декоративную плиту.

Окрыленный главный инженер лично едет на соседнюю мебельную фабрику, вырабатывающую эту декоративную плиту, договаривается о ее получении в счет причитающихся СМП-250 фондов, и в тот же день плита привозится в Стройбанк.

Кабинет управляющей и коридоры Стройбанка были отремонтированы на славу! Новые стены радовали хозяев и посетителей множеством аккуратных полок. Кабинет сверкал, управляющая банком была довольна. Оставался, правда, щекотливый вопрос о деньгах за декоративную плиту. Но СМП скромно не напоминал о деньгах – лишь бы акту не дали ход! Стройбанк же за неимением средств на ремонт вообще платить не собирался. А поскольку полученные стройматериалы надо было куда-то списать, их отнесли за счет одного из стройобъектов – здания капитально ремонтирующейся Солнечногорской милиции. Но заказчик решительно вычеркнул эту плиту из счетов на оплату – он же ее не получал. Да и где ему взять ее, когда такая плита строго фондируется Госснабом, ее так просто не получишь.

И поползла эта злосчастная декоративная плита по бухгалтерским отчетам «красным»... Тем самым «красным», которое позором клеймилось в акте ревизии, составленном Лежневой.

Операция, как видите, чистенькая, простенькая, как гамма на кларнете. И проведена она тонко, умно, без взлома, без этих ужасных подземных ракет и электроники. Куда там итальянцам! Правда, сумма небольшая, не миллиарды, но каков принцип?

Кстати, о принципах. О нравственных критериях такого поступка. Порядочен ли он, достоин ли финансиста, управляющего банком? Как он сочетается с кодексом чести?

– Лидия Ивановна, – спрашиваю, – как же вы это так? Вы, должностное лицо, поставленное контролировать правильность реализации фондов, договариваетесь с одной из подопечных вам организаций о неправильном расходовании этих самых фондов, то есть поступаете прямо-таки вопреки должностной инструкции... Или скажем иначе: вы, должностное лицо, призванное контролировать законность материально-финансовых операций, заключаете незаконную сделку с одним из контролируемых вами предприятий. Вы считаете это порядочным?

Полное недоумение написано на лице Лидии Ивановны. И никакой иной реакции. Пустые, равнодушные глаза, спокойная улыбка. Она пожимает плечами:

– Да что же тут такого? Не пойму я что-то вас... Какая порядочность? Я что: преступление совершила или как?

Вот и весь разговор. Часа два бились мы со следователем, пытаясь натолкнуть Лежневу на элементарную мысль о нравственном долге, о морали, о тревоге души и сердца, – никакого эффекта. В конце концов я даже позавидовал ей: ведь до чего легко и просто живется человеку. В голове одни только деловые соображения: выгодно – невыгодно, умело – неумело, сумел объегорить – не сумел, и все, и никаких нравственных мук и волнений. Это как раз тот случай, когда бессмысленно обращаться к совести человека, потому что для него в этом деле нет проблемы.

По-настоящему же проблема возникает лишь тогда, когда человек стоит перед выбором.

Мне вспомнился умный и какой-то очень совестливый фильм «Старые стены». Он имел шумный успех, и, думается, не случайно. Героиня фильма – директор фабрики, деловая женщина, умеющая толково руководить фабричным коллективом, – попадает в трудное положение. Помните: сдается дом, предстоит распределить в нем жилье. Директор фабрики должна решить, кому дать новые квартиры: молодым специалистам, многосемейным работницам, передовикам производства или же пенсионеркам, всю жизнь положившим на фабрику. И она едет к пенсионеркам, рассматривает их старый дом с коммунальными квартирами, входит в комнаты к старушкам, которые теперь вроде не нужны фабрике... Она чувствует свою, директорскую ответственность перед этими людьми и здесь же решает, что новый дом должен отворить свои двери для пенсионеров. Решение нелегкое, выбор чреват духовными потерями – нарушение честного слова, которое давалось кому-то ранее, нарушение, наконец, очередности, установленной завкомом... И все же она идет на это, понимая, что ее высший долг – здесь, перед этими старыми работницами и старыми стенами фабрики.

Да, «старые стены» фильма оказались куда нравственнее и чище «новых стен», «возведенных» Лежневой. И уж если говорить начистоту, то и новых стен квартиры одного из двух авторов писем в «Смену», обогнавшего своих товарищей по цеху. «Что мне было делать? – пишет Виталий С. – Отказаться от квартиры? Но такого у нас еще никогда не случалось...» А ведь прав – действительно ни разу я не слышал, чтобы кто-то отказался от квартиры, раз дают, да еще бесплатно. Вот и от премии никто ни разу не отказывался. А отказался – и, пожалуйста, целый фильм... Нет, не простая эта штука – нравственный выбор между порядочностью и непорядочностью, между совестью и уютом.