- От свернешь в переулочек, первый дом - покойницкая, а дальше - тот барак. Не шуми только, - строго добавил он.
В переулке было темно. Освещенные бледным светом, затянутые мелкой металлической сеткой, окна барака были так высоко от земли, что ей не удалось туда заглянуть.
Прасковья Степановна подошла ближе к стене и увидела, что под окном сложена кучка кирпичей, а приглядевшись, она заметила, что под соседним окном стоит ящичек и что под каждым окном было какое - нибудь возвышение. Прасковья Степановна забралась на кирпичи и теперь увидела широкую палату, освещенную одной матовой лампочкой. На длинных низких кроватках лежали детишки, и все они были бледны, и все шевелили губами во сне. Вовку она не нашла. Все ребята были укрыты одинаковыми серыми одеяльцами с белыми полосками по краям.
Сиделки разговаривали у лампочки в дальнем углу. Прасковья Степановна с опаской поглядывала в их сторону. И вдруг одна повернула к ней лицо и поднялась. Старуха спрыгнула с кирпичей на землю и притаилась. Послышались шаги. Сиделка подошла к окну и сказала довольно громко:
- Чего надо?
Прасковья Степановна молчала, и сиделка тоже некоторое время стояла молча.
Тогда Прасковья Степановна сказала громким, злым топотом:
- Вы зачем тут приставлены? Разговаривать? Орут на всю палату...
В этой злой фразе она выразила всю боль сердца, все, что накопилось за вечер. Никто не любит чужих детей, всем безразлично: умрут ли они или будут жить. И заведующий, и этот парень, и теперь вот сиделки. Так думала она и вся съежилась от неприязни к людям.
Сиделка помолчала еще немного и спросила:
- Как фамилия?
- Чего?
Прасковья Степановна от неожиданности не смогла сразу вспомнить фамилию зятя.
- Я говорю, как фамилия больного?
- Филиппов, - с заискивающей интонацией протянула Прасковья Степановна. - Владимир Петрович Филиппов.
- Новенький, - сказала сиделка. - Привезли такого. Ну - ка, влезь на камушки.
Прасковья Степановна торопливо забралась на кирпичи и вцепилась в острый край карниза.
- Вот видишь, - сказала сиделка. - Кроватка у того столика. Это он и есть. Спит. Очень маленький еще. Ты что, мать ему?
- Бабушка. Дочка моя померла. Сиделка переглянулась со своей подругой, и Прасковья Степановна по их взглядам поняла, что дела плохи.
- Да, - Сказала сиделка очень важно. - Медицина говорит, что это плохо, что это никуда не годится. В летнее время нужно материнское молоко.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.