Прасковья Степановна

Т Булавин| опубликовано в номере №326, февраль 1940
  • В закладки
  • Вставить в блог

- От свернешь в переулочек, первый дом - покойницкая, а дальше - тот барак. Не шуми только, - строго добавил он.

В переулке было темно. Освещенные бледным светом, затянутые мелкой металлической сеткой, окна барака были так высоко от земли, что ей не удалось туда заглянуть.

Прасковья Степановна подошла ближе к стене и увидела, что под окном сложена кучка кирпичей, а приглядевшись, она заметила, что под соседним окном стоит ящичек и что под каждым окном было какое - нибудь возвышение. Прасковья Степановна забралась на кирпичи и теперь увидела широкую палату, освещенную одной матовой лампочкой. На длинных низких кроватках лежали детишки, и все они были бледны, и все шевелили губами во сне. Вовку она не нашла. Все ребята были укрыты одинаковыми серыми одеяльцами с белыми полосками по краям.

Сиделки разговаривали у лампочки в дальнем углу. Прасковья Степановна с опаской поглядывала в их сторону. И вдруг одна повернула к ней лицо и поднялась. Старуха спрыгнула с кирпичей на землю и притаилась. Послышались шаги. Сиделка подошла к окну и сказала довольно громко:

- Чего надо?

Прасковья Степановна молчала, и сиделка тоже некоторое время стояла молча.

Тогда Прасковья Степановна сказала громким, злым топотом:

- Вы зачем тут приставлены? Разговаривать? Орут на всю палату...

В этой злой фразе она выразила всю боль сердца, все, что накопилось за вечер. Никто не любит чужих детей, всем безразлично: умрут ли они или будут жить. И заведующий, и этот парень, и теперь вот сиделки. Так думала она и вся съежилась от неприязни к людям.

Сиделка помолчала еще немного и спросила:

- Как фамилия?

- Чего?

Прасковья Степановна от неожиданности не смогла сразу вспомнить фамилию зятя.

- Я говорю, как фамилия больного?

- Филиппов, - с заискивающей интонацией протянула Прасковья Степановна. - Владимир Петрович Филиппов.

- Новенький, - сказала сиделка. - Привезли такого. Ну - ка, влезь на камушки.

Прасковья Степановна торопливо забралась на кирпичи и вцепилась в острый край карниза.

- Вот видишь, - сказала сиделка. - Кроватка у того столика. Это он и есть. Спит. Очень маленький еще. Ты что, мать ему?

- Бабушка. Дочка моя померла. Сиделка переглянулась со своей подругой, и Прасковья Степановна по их взглядам поняла, что дела плохи.

- Да, - Сказала сиделка очень важно. - Медицина говорит, что это плохо, что это никуда не годится. В летнее время нужно материнское молоко.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Вакхическая песня

Из книги «Неодетая весна»