Ее имя — ЦЕПЕЛИА — я услышал лет десять назад, когда впервые приехал в Польшу. Не зная саму Цепелиа, я видел ее вещи, и они свидетельствовали об изысканном вкусе и богатстве. Чуть ли не все самое красивое, что продавалось в магазинах, носило на себе имя Цепелиа. Да, я знал, что так называется фирма, но, глядя на ковры, посуду или чеканку, я думал о женщине, которая дала свое имя всем этим прекрасным вещам. Какая она, Цепелиа?
Я представлял себе женщину в старомодном пышном платье, молодую, насмешливую, радостно-наивную...
Я видел ее герб — петушок на спице и мысленно рисовал себе ее портрет — портрет дамы с петушком на плече. Легко было его представить себе где-нибудь в Краковском Вавеле, в залах, где правит Дама с горностаем — творение Леонардо.
Однако, часто бывая в Польше, я не искал встреч с Цепелиа: таким особам или надо отдавать все свое время, или избегать их. Только в этом году представилась возможность посвятить ей целых десять дней, и я решился.
Не буду ничего говорить о переговорах по телефону, о дороге, даже о ее главной квартире в центре Варшавы, на Рутковского, 8. Правда, квартирка показалась мне тесноватой («Пусть пан приедет года через три, у нас будет своя резиденция с гостиными, галереями, может, даже баром»)...И вот там, на Рутковского, 8, я сделал печальное открытие: никогда не существовало дамы по имени Цепелиа.
— Нет, нет, — сказал главный управляющий (иначе — презес) фирмы Цепелиа магистр Тадеуш Венцьковский, — Цепелиа — это простое сокращение слов «Централа премыслу людовего и артистичного», то есть Центр народного и художественного ремесла. Правда, официально наша организация сейчас называется по-иному: Союз кооперативов народного и художественного ремесла, но для общественности мы сохраняем старое имя — Цепелиа...
Владения Цепелиа обширны, хотя она и молода: ведь в будущем году ей исполнится только двадцать пять лет. Народное искусство сегодня — законодатель моды в одежде, интерьере квартиры. Оно вновь решительно определяет стили и пристрастия живописцев, графиков, скульпторов. Поэтому Цепелиа, объединяющая около 25 тысяч мастеров и художников, собранных в 80 кооперативов и 6 товариществ, нынче в почете и известности. Однако она и раньше не оставалась в тени: народные традиции — это богатейшее наследство Цепелиа, и она, объединив художников и умельцев, распорядилась этим наследством по-хозяйски, многократно умножила его.
Что такое кооператив Цепелиа? Это, как правило, небольшое предприятие со своими мастерскими, с постоянными кадрами работников, которые трудятся и в мастерских кооператива и на дому. Сырье и технику кооператив получает через централизованные фонды Цепелиа. Товарищество же, в отличие от кооператива, заботится только о сбыте продукции своих членов, чаще всего оно объединяет людей, для которых художественное ремесло — вторая профессия, занятие в часы досуга. Такие гибкие формы организации помогают Цепелиа постоянно расширять свое производство, объемы которого внушительны: стоимость продукции всех предприятий Цепелиа составила в прошлом году свыше 2 миллиардов злотых. Цепелиа и сама торгует своими изделиями (у нее свыше трехсот фирменных магазинов) и поставляет их государственной торговле. Она открыла представительства в Нью-Йорке, Брюсселе, Париже, Амстердаме и продает за рубежом примерно шестую часть своих товаров. Это дело она поручила дочерней организации — внешнеторговой кооперативной фирме Коопексим-Целелиа.
В качестве чистой прибыли государство получает от Цепелиа свыше 200 миллионов злотых ежегодно — изделия польских умельцев пользуются большим спросом. О самих же этих изделиях, пожалуй, надо писать эпическим стилем, и, если бы античный рапсод взялся за похвальное слово богатствам Цепелиа, у него, возможно, это получилась бы так:
В Курпе, в Опочно, в Живеце, в земле Белостоцкой ткутся вручную ковры из крашеной шерсти овечьей. Радуги полыхают на полосатых «пасаках», замысловаты узоры «диванов» и пестрых «килимов».
Снежной зимой в подтатранских гуральских селеньях горцы тисненый рисунок наносят на желтую кожу, ловко плетут пояса с пряжкой из кованой меди, обувь приятно-скрипучую шьют, что в моде всегда у туристов.
А в воеводстве Келецком, в Кашубах. опять-таки в Курпе, в горнах гончарных каленая зреет посуда — синие. черные, рыжие, серые вазы. кринки и кружки, матово-нежные или в поливе блестящей.
Липа пахучая, дуб неподатливый, розовый ясень — все под резцом мастеров из Подгале и Шленска преобразится и станет столом и посудой, чашкой и ложкой, и ликом Адама и Евы.
Новорожденная, стынет железная роза во всемогущих руках коваля из Люблина, а ювелир из Варшавы балтийский янтарь одевает кружевом из серебра — солнце оправлено в иней.
Метаморфозы! Вся ченстоховская стружка в море цветов завилась, а в ловицкой деревне ножницы злые овечьи цветную бумагу в маки, в людей превращают, в сады, петухов в деревья.
Скульпторы и ювелиры, ткачи, кузнецы, древорезы, кукольники и гончары, кружевницы и кожемяки дело свое отдают в дар Цепелиа юной, чтобы она им владела и мудро распоряжалась.
Характер Цепелиа можно узнать только тогда, когда увидишь ее в работе. Крестьянское рукоделие — вот чем прежде всего она занимается сегодня, и потому, чтобы увидеть Цепелиа за главным занятием, сереньким утром я выехал в Лович — местечко, расположенное километрах в семидесяти к западу от Варшавы, в шопеновских краях.
Сдержанное волнение равнины, текущей вдоль дороги, время от времени взрывалось, как в шопеновских этюдах, купами буйных ветел и столпами костелов. Родина композитора — Желяэова Воля — оставалась чуть в стороне.
В Ловиче, прежде чем идти в кооператив «Штука Ловицка», я заглянул в музей, старинное, просторное, безлюдное в это утро здание. Этнограф магистр Анна Швентковсна повела меня наверх к стендам, и вдруг день, сумрачно скучавший, ожил, загорелся красками, замахал расшитыми рукавами свадебных нарядов и огласился... лаем скотчтерьера, разыскавшего наконец свою хозяйку, пани магистра.
— Отличие ловицкого искусства, — рассказывала Швентковска, — это многоцветье, буйство красок. На наших вышивках десятки оттенков, розы на сорочках крупны и пышны. Наши выцинянки — вырезанные из бумаги узоры и картины — насчитывают до двадцати цветов. И заметьте, ни один цвет в этой гамме не пропадает, ни один не выскакивает. В каждой деревне свой стиль, в каждой семье. Никто не повторяет друг друга.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.