В своих высказываниях Коненков ставит имя великого музыканта рядом с Микеланджело, подчеркивая феноменальность, неповторимость этих художественных явлений. Действительно, и скульптуре Микеланджело и музыке Паганини присуща поражающая нас сверхчеловеческая мощь. Мы изумляемся им и говорим: «Как такое человек мог создать?!»
Первая скульптура Паганини помечена 1906 годом, последняя по времени — 1956 годом. Пятьдесят лет, полвека волнует Коненкова эта тема!
В разных вариантах художник дает ей разные решения. То он наделяет образ скрипача некоей мрачной силой, «демонизмом», подчеркивая его невероятную исступленность, выделяя «мефистофелевский» горбатый нос, нервную кисть руки, сжимающую скрипичный гриф (как в бюсте 1906 г.). То это более гармоничный образ, монументально-величаво выступающий из трехметровой глыбы мрамора (скульптура 1916 г). В последнем варианте «Паганини» скульптор снова возвращается к дереву — своему излюбленному материалу.
Пластика дерева как бы отвечает его музыкальности — недаром же скрипку называют «поющим деревом». Художник дает полный простор своей фантазии. Причудливое переплетение корней огромного пня (размах корней — почти три метра, высота — около двух метров), из которого создана скульптура, своим беспокойным ритмом как бы отвечает бурным всплескам мелодии под смычком виртуоза. Руки-корни, пальцы-ветки, волосы-корневища, словно взрывы, взвизги, бешеные завихрения звуков под резкими ударами смычка — буря звуков, исторгаемая неистовым скрипачом.
Это произведение кажется особенным, ни на что виденное не похожим. Действительно, очень трудно найти что-либо подобное, самобытность формы безусловна. Возьмем хотя бы такую любопытную деталь: при всей условности образа Коненков вводит в скульптуру реальный предмет — скрипку, гигантскую скрипку в огромных корневищах рук. Это дополнение скульптуры вещью, «овещевение» скульптуры, если так выразиться, ново и неожиданно и совсем не излишне здесь.
Художник нарочито деформирует линии — вытягивает руки, лицо изображает плоским и суженным, повышая тем самым скорбную выразительность образа. Нарочитая необычность, отказ от внешнего правдоподобия, портретного сходства необходимы мастеру для того, чтобы сосредоточить все внимание на выражении внутренней правды образа, передать то главное, что составляет идею произведения — творческий гений, преодолевающий все и вся, безграничный и свободный в своем мятежном порыве.
Разумеется, образ Паганини аллегоричен.
Коненков часто и смело прибегает к аллегориям в скульптуре. Такова его мемориальная доска «Павшим в борьбе за мир и братство народов», скульптурная группа «Степан Разин», памятник «Освобожденный труд». Вне зависимости от успеха того или иного решения в них осуществилось неустанное стремление скульптора говорить высоким, патетическим языком, выражать большие мысли и чувства. Восхищение безграничной мощью человека-творца, изумление перед красотой и богатством человеческой личности свойственны мироощущению Коненкова-реалиста в особенной степени.
В своих статьях и выступлениях старейший советский скульптор с пафосом говорит о вершинах мирового искусства, о Фидии, Микеланджело, Рублеве, призывает думать о высшем, равняться только на высшее, творить искусство, созвучное нашей эпохе.
«Только поняв современность, художник может стать подлинным новатором, — говорит Сергей Тимофеевич. — Новые идеи рождают и подсказывают новые формы. Планы жизни одухотворяют мастерство».
Этими мыслями живет замечательный скульптор, идущий путем новатора, и время отступает перед ним, пред мастерством его резца…
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.