И то впервые на земле:

Лоб Разина резьбы Коненкова

Священной книгой на Кремле...

Когда Велемир Хлебников писал эти Строки в 1920 году, Коненков уже был знаменитым скульптором. В том же году вышла первая монография (С. Глаголя) о его творчестве. Памятник Разину, упомянутый поэтом, был открыт на Красной площади В. И. Лениным.

Коненков начал свою творческую деятельность в конце прошлого столетия. Замечательна биография художника, выходца из народа, талантливого самородка из смоленской деревни под Ельней. Сейчас Сергей Тимофеевич вступил в десятый десяток жизни. Его имя — целая эпоха в истории русской и советской скульптуры.

Если разобраться в обширном, изобильном творчестве Коненкова, то среди множества самых различных, в разной манере исполненных произведении мы сможем проследить несколько основных тем, которым скульптор неизменно верен на протяжении десятилетий. Мы выберем только две таких темы, которые определим как тему, фольклорно-сказочную и тему творчества и творца.

Поэзия родной старины и ее преломление в народном творчестве, воплощение явлений природы в образах добрых и злых сказочных существ, языческие предания, идущие от далекого славянского прошлого, от легендарных кривичей, населявших родной край, — все это крепко запало с детства в душу скульптора. «Мог ли я думать тогда, что в этом мире сказки уже зарождались многие мои будущие произведения!» — вспоминает Коненков.

Тема сказки не была новой в русском искусстве. На сюжеты русских сказок создавал свои известные полотна Виктор Васнецов.

Коненков ввел мир русской сказки в скульптуру. Он создал целую галерею причудливых образов народной фантазии. Это не Иваны-царевичи и не Василисы Прекрасные, а те будто бы второстепенные персонажи, которые и делают сказку сказочной. Это они своим чудесным вмешательством помогают герою найти невесту, добыть клад, победить злого врага. То это какой-нибудь «старичок-полевичок», или «лесовик», или «вещая бабушка», то это «кленовик», то «березка» — добрая душа дерева.

Известный исследователь фольклора Н. А. Афанасьев в своей знаменитой книге «Поэтические воззрения славян на природу», между прочим, отмечает, что взгляды древнего человека были проникнуты «пластическим духом поэзии».

Это обаяние родной старины и ее сказки особенным образом почувствовал Коненков.

Новая для скульптуры тема потребовала и нового материала. Немыслимо представить себе добрых существ славянской мифологии, изваянных, к примеру, из мрамора. Славянская мифология уходит корнями в доисторическое прошлое, в «деревянный век», когда наши предки и жили в лесу, и строили из леса, и верили в добрую душу дерева. Коненков, сам выросший в лесном краю, скульптурно почувствовал поэзию дерева.

«Старичок-полевичок», как легко заметить, высечен из цельного древесного ствола. Казалось бы, старичок как старичок — и посошок в руке, и лапотки, и «струмент» в холщовой сумке, — идет себе то ли полем, то ли опушкой. Но уж что-то в его округлости, в его несоразмерно большой голове на коротком туловище — как грибок на толстой ножке — есть древнее, сказочное, языческое. Его широкое, плосконосое лицо, ниспадающая извивами борода кажутся фантастическим наплывом на древесном стволе, но в лукавых лешачьих глазках старичка угадывается «всеведение», что-то таинственное... Резец скульптора обрабатывает дерево очень скупо, суммарно, нарочито не заканчивая, а только обозначая детали, оставаясь где-то на грани между сказкой и реальностью. В самом деле, кто этот лукаво улыбающийся добренький старичок? То ли житель ельнинской деревни, то ли загадочный «полевик», притаившийся в еловой опушке, любящий в ночной час подшутить над оробелым путником? Здесь все вместе — правда и вымысел, воспоминания детства, сказка, народные поверья, поэзия родных полей и лесов, сложившиеся в один симпатичный образ вещего старичка, наполовину из сказки, наполовину из жизни.

Дерево скульптурно от природы. Каждому из нас приходилось видеть в лесу стволы старых деревьев, пни, своими очертаниями напоминавшие фигуры людей или животных. Корни пня могут быть вытянуты, как щупальца осьминога, вывороченная еловая коряга — напоминать медведя у берлоги, засохшее дерево с сучьями, поднятыми, как руки, — показаться «лесным царем» и т. п. Дерево пластично своей мягкостью, оно податливо, легко уступает резцу скульптора. В нем скрыты большие фактурные возможности: его неровная поверхность, сучки и прожилки, рисунок среза могут быть художественно «обыграны» скульптором. Наконец, сам по себе красив цвет дерева, разных тонов и оттенков — от светло-желтого до густо-вишневого и даже черного — экзотических южных пород. И этот декоративный момент тоже немаловажен для скульптора.

Если прелесть мрамора — в холодной чистоте, очарование бронзы — в живописной игре бликов на поверхности металла, то дерево прекрасно самим своим естеством. Можно возразить, что зато дерево — материал не вечный. Но разве материал определяет «вечность» художественного произведения? Сколько произведений из мрамора и бронзы имело слишком короткую жизнь! А деревянный «Деревенский староста», древнеегипетская скульптура шагает по страницам мировой истории искусства вот уже несколько тысяч лет.

И, если говорить о традициях русской скульптуры, идущей из глубины веков, то это традиция возрожденной Коненковым деревянной скульптуры. Дошедшие из Древней Руси изображения Никол и Георгиев, знаменитая пермская деревянная скульптура, богородская резная игрушка, коньки и резные наличники на избах русского Севера — все это наследие искусства народного перешло в искусство профессиональное.

Эти традиции народного искусства соединились у Коненкова с народной фантазией, сказкой. Потому-то «мифологическая скульптура» Коненкова явилась событием в русском искусстве, расширив наше представление о своем национальном богатстве, открыв один из новых родников творчества. Коненковская сказочность и поэзия сказки во многом родственны ряду литературных явлении тех лет (десятых годов нашего века). Близка она, в частности, прекрасной книге М. Пришвина «В краю непуганых птиц», и ряду стихов А. Блока (цикл «Пузыри земли», стихотворение «Русь»), и некоторым стихам раннего Есенина. Во всем этом, внешне, казалось бы, столь разном, выразилось более глубокое и более внимательное отношение к народному прошлому и его поэзии. Мир фольклора, отнюдь не отвлеченный и бесплотный, а конкретный, земной, обрел под резцом скульптора зримый, понятный облик.

Разумеется, за свою долгую творческую жизнь Коненков работал не только в дереве, много работал он и в бронзе и в мраморе, так же как творчество мастера не исчерпывалось одной сказочной тематикой.

Другая тема, волнующая скульптора, — тема творчества. Огромную галерею творцов — художников, писателей, музыкантов, ученых, создал скульптор. Тут и Достоевский, и Бах, и Суриков, и Эйнштейн, и Маяковский, и Уланова... Все это не просто портреты, обнаруживающие сходство с изображаемым лицом — за каждым из них стоит некое обобщение. Это для Коненкова прежде всего одна из граней собирательного образа творца. Человека, силой таланта покоряющего мир.

Поиски совершенного образа творца, одержимого своим гением, начинаются еще в раннем периоде творчества скульптора. Он находит его в яркой личности Никколо Паганини, великого скрипача, мастера, которому подвластны тайны искусства.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.