— Иди и надень рубашку.
— Да брось ты. Елка. Жарко ведь. И нет же никого. А тебе лишь бы... — Тут он вовремя остановился и пошел за рубашкой.
Надо ли удивляться, что жгучая обида замерцала в душе Лены: «Никого нет! Я, значит, для него никто. При мне можно как угодно... Конечно, он думает, что теперь все, никуда, мол, не денется» и т.д. и т.п.
Анатолий явился в рубашке и даже при галстуке, что было уж явной демонстрацией протеста, да еще прихватил с собой свежий номер «Советского спорта». Завтрак начался в молчании, напряженность нарастала, и искра обиды в душе юной жены разгоралась уже ярким костерком.
— Ну, как салат? — Лена попыталась разрядить обстановку.
— Нормально, — отвечал Анатолий, не отрываясь от газеты.
— А картошка?
— Ничего. Только мама картошку к селедке варила «в мундирах». Гораздо вкуснее.
— Может быть, твоя мама и селедку делала не так? — с напускным интересом спросила Лена.
— Конечно, не так. Она, между прочим, снимала шкурку, чтоб не пачкаться! И вынимала кости, чтоб не подавиться!
К этому моменту пламя пожара бушевало в груди у молодой женщины. Она не знала, что сказать, что сделать, и. схватив в одну руку сковородку, а в другую селедочник, метнулась к мусорному ящику, выкрикивая на ходу сквозь слезы: «Все не так! Все плохо! Ну и езжай к своей дорогой мамочке!»
Пословица гласит: «Милые бранятся — только тешатся». Конечно же, Лена и Анатолий скоро помирились. Были объяснения, слезы, благородные самообвинения, сладость взаимного прощения и радость воскресшей любви.
Одна молодая женщина как-то призналась: «А знаете, я иногда из ничего нарочно ссору устраиваю, небольшую, конечно... Как зачем? Чтобы потом мириться. Ужасно хорошо мириться!»
Увы! Это очень небезобидное «развлечение». Каждая ссора оставляет царапину на душе, иногда маленькую и незаметную, иногда глубокую и кровоточащую. Они заживают, но остаются шрамы. Покрытая рубцами обид, черствеет и грубеет душа, в ней медленно прорастают зерна равнодушия, а бывает, и того хуже — неприязни, злобы, ненависти.
Лена и Анатолий как-то предались воспоминаниям и долго анализировали, из-за чего же они ссорились в последнее время. Обнаружилось, что не во всем совпадают системы их ценностей. Не моральных, не высших, разумеется, а ценностей обыденной, повседневной жизни. Лена, например, любит вечера вдвоем, долгие разговоры, уютное чтение на диване, телевизионные передачи об искусстве. Она не может понять, что Анатолию может нравиться совсем другое: шумные компании, футбол и хоккей, шахматные задачи.
Им обоим не хватало такта, терпимости, способности уважать чужие вкусы. И терпения не хватало. А надо было всего лишь подождать немного, потому что совместная жизнь постепенно сглаживает резкие различия во вкусах и предпочтениях, и появляется общность оценок и отношений.
Вспомним историю с рубашкой. Как все кипело тогда в душе Анатолия: из-за мелочи устроить такую драму! И до чего же он был удивлен, когда как-то заметил, что подобные «мелочи» раздражают и его.
Поношенный халатик, к которому привыкла Лена, стоптанные шлепанцы, а особенно жирные, пахучие маски, которые она, нимало не стесняясь, накладывала себе на лицо в его присутствии, вызывали внутреннее сопротивление, желание сделать замечание.
Случалось, что конфликт возникал, казалось, вообще без всякой причины. Было, например, однажды так. Возвращаясь с работы. Анатолий открыл своим ключом дверь. «Дома? Привет!» — поздоровался он. Лена, не выходя из кухни, крикнула: «Вынеси ведро, у порога стоит». Анатолий привычно отнес ведро, а вернувшись, не скрывая раздражения, спросил: «Слушай. тебе не кажется, что Джеська лучше воспитана. чем ты? По крайней мере она выскакивает ко мне здороваться, проявляет желание поцеловать, а то и тапки подаст». (Джесси, маленькая коричневая спаниелька, действительно, не выпуская из зубов домашнюю туфлю Анатолия, всячески демонстрировала свои положительные эмоции.)
Удивленная непонятным гневом мужа, Лена спросила: Тебе надоело выносить ведро? — Мне надоело слышать эти «нежные» слова привета: вынеси ведро! Нельзя же каждый день вместо «здравствуй» говорить про это проклятое ведро. Ты даже не соизволишь из кухни выйти. Может быть, тебе вообще все равно, пришел я или не пришел? Так я могу не приходить.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Донатас Банионис - судьба актера
Рассказы
Особенности профессии водолаза-глубоководника