В биографии В. Журавлева-Печорского множество, интересных событий. Несколько лет он работал радистом, на севере Коми АССР, на промыслово-охотничьей станции у Югорского Шара. Даже годы службы в армии прошли для В. Журавлева-Печорского на Севере. Здесь же он начал печататься – впервые в 1953 году – во флотской и комсомольской печати.
Пожалуй, событий жизни В. Журавлева-Печорского хватило бы на множество увлекательных, остросюжетных повествований. Жизнь бок о бок с людьми романтических профессий, любовь к «музе дальних странствий» должны, казалось бы, привлечь автора к приключенческому жанру. Но В. Журавлев-Печорский пишет о самых простых вещах. А это трудно. Здесь не помогут никакие ухищрения литературной техники, нужен прежде всего талант. А он есть у автора. Можно было бы сказать и о романтике, которая живет в рассказах и стихах В. Журавлева-Печорского, и о ритме его прозы, лаконизме и точности отбора деталей, о его, если можно так выразиться, «мускульном», отношении к жизни, но лучше предоставить судить об этом читателям.
Сразу же за полями увидишь гарь, заросшую сейчас редким березняком. За ней, в долине ручья, – невысокий, но густой-густой ельник и заросли ольшаника, через которые пробита коровами широкая тропа. Когда-то- давно огромная ель упала тут поперек ручья. Замыло ее, и образовалась яма, а ниже – порожек, где день и ночь журчит вода.
Перейди по тропе на противоположный, круто поднимающийся вверх берег. Увидишь справа большой пень. Присядь. Вынь из кармана манок, свистни раз, два, как я учил.
А дальше что? – спросишь. Не терпится узнать, что же дальше? Крылья зашумят, шагах в десяти от тебя сядет «а ветку рябчик. Покрутит хохлатой головкой, замрет на мгновение, втянет шею и закачается на ольховой ветке, как мячик. А потом начнет бегать по ней.
Свистни еще раз-другой. В азарт его введи – разойдется он и заведет:
– Фю-фю-фи-фи, фюфюфифи! Тонкий мелодичный свист его в несколько колен слышен далеко.
В лесу все серебрится: ночью пал иней. Еще рано. Не хрустят ветки. Не шебаршит опавший лист. Солнцу не хочется покидать место ночлега, оно завернулось в тучки, как в байковое одеяло, и запуталось в них. А рябчик уже запел.
Приглядись к нему. Он уже не тот, что мы видели неделю назад: оделся в более темное и теплое, лапки большими кажутся – чем-то вроде подшерстка покрылись. Это у него вместо меховых сапог, чтобы ноги не мерзли и легче по глубокому снегу ходилось.
Можешь закурить. Только не кашляй. Он сейчас надолго замолчит: будет слушать, как журчит вода. Я в это время обычно забываю о нем. «Снова зима, – думаю, – длинная, суровая. Еще год прошел».
Мне все чаще кажется, что нам отпущено слишком мало времени, что мы и сотой доли не успеем сделать из того, что хотели бы.
И ты задумываешься. Невольно. Не заметишь, что иней начинает исчезать, словно его и не было. А рябчик прижался к ветке, прислушался к чему-то и снова запел:
– Фю-фю-фи-фи!
И вдруг как заверещит, словно улетать собрался!
Сиди спокойно. Сейчас в его песне будет слышно бульканье: «У-у», – чем-то похожее на воркованье голубей, когда они слетают с карнизов на городские площади.
Это песня солнцу. И чем сильней становятся заморозки, чем прозрачней воздух и молчаливей лес, тем веселей поет у ручья рябчик, тем дальше слышна его песня. Перед глубоким снегом он свистит целыми днями.
Тихая, но удивительно своеобразная и жизнерадостная песня его напоминает о том, что вслед за зимой придет весна, что все будет хорошо, что холодов бояться нечего: их любит русская душа.
– Фю-фю-фи-фи! Фюфюфифи! – разносится в густом, уже заснеженном ельнике, над которым плывут серые тучи. Стоит услышать всего раз – и уже не забудешь...
Мы с тобой слыхали песню солнцу. Но ты один сходи на ту полянку. Один побудь там. А после расскажешь мне. Ладно? Только ружье не бери. Не надо. После я тебе другое место покажу: ахнешь! Откуда, скажешь, дичи столько...
Берега Светлой усыпаны желтой листвой берез. Дрожат, звеня, осины. После ночного заморозка воздух прозрачен и звонок. Со всех сторон несется рев. Осень – пора лосиной любви. У крутой известняковой щели останавливаюсь. Слышу, как где-то совсем близко бьются два сохача. Рев приближается. Прячусь под большую раскидистую ель.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.