Могло же быть иначе. Год, два, ну три от силы – и не выдержал бы памятник груза времени, остался бы только в архитектурных каталогах. Да только ли время – враг неповторимых этих ценностей! Совсем еще недавно, когда о заповеднике такого размаха в этих краях и не мечталось, сколько раз приходилось слышать на Севере, что вот, мол, стояла тут большая старинная башня, с которой Петр обозревал окрестности, да сгорела летошний год от молнии. Поздно теперь оплакивать знаменитую Анхимовскую церковь, младшую сестру Кижей, или Турчасовский архитектурный ансамбль на Онеге, сгоревший дотла в сильную летнюю грозу. «Пусть на этом замкнется печальный список утрат», – решили создатели музея и начали свозить на охранную заповедную землю все, что должно быть сохранено. А это – баснословное и многоликое богатство нашей отечественной культуры, потому что не одними лишь древними храмами знаменито народное зодчество русского Севера. О поморских, двинских, мезенских, пинежских древодельцах ходили легенды. Не случайно же этих мужичков-плотников, чье
богатство составляли порты, рубаха да золотой топор в золотых руках, призывали в Москву хоромы рубить и наставлять в искусстве царских мастеров. Отдавала им дань, а куда денешься и просвещенная гордая Европа. Ученый француз, видевший в XVI веке, как строили двинские мужики деревянные укрепления под Архангельском, писал: «…постройки из бревен превосходны. Нет ни гвоздей, ни крючьев, но все так хорошо отделано, что нечего похулить, хотя у строителей русских все орудия состоят в одних топорах, но ни один архитектор не сделает лучше».
Похвала заслуженная тем более, что знаем мы теперь: вся история края, в больших ее и малых событиях, говорит о том, что дерево и топор были от веку основой быта северного крестьянина. Именно такое представление о его жизни дает нам умная и тонкая экспозиция музея, ибо специальный архитектурный музей неожиданно для многих широко раздвинул свои границы, вводя нас в историю, этнографию, образ жизни наших предков.
Вот почему с таким волнением и трепетом показывают нам здесь святая святых – жилище крестьянина, северную избу. Дело в том, что нигде, ни в каких иных постройках с такою обильной полнотой не выразил он себя, свой дух и нрав.
Широко, свободно, размашисто строили на Севере. И то сказать – лесу бери, сколько душа и нужда просит, руки – свои, не занимать. Но только ли в этом дело! Не вспомним ли мы и других мест старой России, лесом не обиженных и умелыми плотниками не обделенных! А что-то не видать было в иных землях крепостной России такой шири и свободы народного зодчества, чтобы в каждой избе ощущалось такое высокое сознание человеческого достоинства. Да дело-то ведь в том, что наш северный крестьянин ни своему, ни чужому барину не кланялся и спины на них не гнул. Помещика сюда калачом не заманишь, заморский недруг в болотах завязнет, до царя, слава богу, далеко. Вот и вышло, что таланту его, фантазии никто преград не городил. И ставили тут издавна дома-крепости, хоромины себе на радость, людям на удивление – вольно, широко, с удалью, не прятали их за бугорками да кустиками, высоко поднимали над землей, чтобы издали видна была изба.
Посмотришь сегодня на старинную избу, перевезенную в заповедник с Мезени, красота красотой, но откуда же такое высокое инженерное мышление бралось у простого мужика! Как практичен и целесообразен он был во всем, начиная от сруба до самого малого украшения на причелине! Ставил избу то «брусом», то «глаголем», то «кошелем», рубил сруб «в обло» или «в лапу». Но ведь все это без проектов и чертежей – «как мера и красота скажут». Потому, должно быть, не встретишь тут избы, похожей одна на другую, в каждой живет фантазия хозяина-строителя, его художественное чутье. Один только принцип выдерживали из века в век практичные северяне – жилье и все хозяйственные постройки рубить под одной кровлей. Причину же этому правилу отгадать недолго – климат. Морозы, метели, снежные заносы по самые окна, а под единой крышей можно, по многу дней не выходя из дому, и скотину кормить, и дрова рубить, и ребятишек купать, и делать все иные хозяйственные работы. Худо ль!
Но как бы ни был практичен северный строитель, каких бы хитроумных новаций не вносил он веками в мудрые свои сооружения, практик никогда не заслонял в нем тонкого и чуткого художника. Не могу назвать другого примера, где с такой же полнотой, как у наших зодчих-северян, проявилось единство эстетики и рациональности. Не найдете вы, как ни старайтесь, в северной избе ни единой случайной детали, – строитель ничего здесь не делал попусту, потехи ради, как и говорить не любит он ради красного словца. Вот, войдя в дом, с удивлением замечаете вы, что углы в избе закругленные. Красиво! Оригинально! Конечно. Но все это неспроста. Когда сруб бывал уже готов, плотник брал топор с кривой ручкой и скруглял углы – не людей удивить и себя показать, а потому что вековой опыт научил его: такие углы не промерзают зимой и не отсыревают весной и осенью, а мыть их несравненно легче. Польза и красота идут об руку.
Чутьем же художественным и вкусом отменным природа обильно одарила северного крестьянина. Взгляните хотя бы, как умно и умело «обмозгован» декоративный убор избы. Огромный, из могучих бревен сруб остался бы холоден и мертв, не оттени его строитель маленькими расписными наличниками, ажурной резьбой причелин, резными «полотенцами», которые свисают с кровель и бросают живую, трепетную светотень на мощные венцы сруба, воплощая простое дерево в завершенный архитектурный образ.
В неподражаемом «чувстве дерева», в понимании художественной его природы, души, если хотите, не найти равного нашему северному плотнику. Постигая эти качества, не только приобщаешься к высокому искусству, но и проникаешь в самые тайны народного творчества. Тебе становятся понятными художественные задачи, которые всякий раз ставит перед собой мастер, и всякий раз ты не перестаешь удивляться мудрости решений. (Что говорить – не каждый музей может похвастаться такой степенью доходчивости.) Вот, например, ставит плотник к высокому своему дому крыльцо, решая поместить всю ажурную конструкцию на одном могучем – в два обхвата – столбе. Обтесывает его волшебным своим топором с поразительной виртуозностью, расчленяет на фигурные объемы, придавая пластическую завершенность, но пока какого-то неуловимого штриха недостает для полной гармонии, потому что сам столб мощью своей как бы извергает из себя тектонические земные силы и, подчиняя необузданным этим силам природы все элементы конструкции, подавляет их. Но вот мастер взял и перепоясал могучий столб (в единственно нужном месте) тоненьким резным пояском узора – и укротил дерево, обуздал его, как норовистого коня!..
Ну, а коли вышла у нас с вами речь о конях, тут у северного мастера своя особая стихия. Какая же изба без конька на кровле! Не зря же поэт «золотой бревенчатой избы» Сергей Есенин, как никто умевший почувствовать удалую мужицкую стихию, писал: «Конь как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии есть знак устремления, но только один русский мужик догадался посадить его к себе на крышу, уподобляя свою хату под ним колеснице...»
Так кому, как не нам, беречь теперь это богатство отечественной истории и культуры! Жалеть ли труды и немалые средства, требующиеся, чтобы свозить, лечить и ставить в охранное заповедное место все дорогое и неповторимое, чего не успело погубить время!
Казалось бы, не может тут быть двух мнений – слишком очевидна польза (тому свидетельством деятельность музея), а примеры гибели редчайших памятников от пожаров и иных причин – увы! – велики. А вот не кончен еще спор: можем ли мы вырывать памятник из естественного его окружения, где задумал и поставил его мастер! Не считая, однако, себя вправе вмешиваться в спор научного характера, предоставим слово одному из инициаторов музеев под открытым небом, архитектору Алексею Владимировичу Ополовникову:
«Как бы ни велика и тяжела была потеря подлинной среды памятника, она никогда не может быть больше потери самого памятника».
Об этом доводе специалиста судить читателю. Но нам кажется, так успешно начавшаяся деятельность музея-заповедника в Малых Корелах весьма недвусмысленно ответила на этот вопрос.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Владимир Катунин, первый секретарь Волгоградского обкома комсомола, председатель комиссии ЦК ВЛКСМ по физическому и военно-патриотическому воспитанию молодежи, и Герой Советского Союза Яков Павлов
Рассказ