Я честно могу сказать, что до Валентина я редко когда смотрел на восходы и закаты. А если и смотрел, то только затем, чтобы определить: будет завтра ненастье или ведро. А вот сел со мной рядом Валентин, стал, как говорят в школе, «своими словами» рассказывать о том, что творилось на небе и на земле, и глаза у меня как будто иначе стали видеть и душа по - иному чувствовать. Кирилл в такие минуты немел, как судак. Хоть и смотрел он вместе с нами на небо и Волгу, но, по - моему, ничего не замечал. Он точно искал что - то в этом цветущем мире, а ведь когда, к примеру, ягоды ищешь в траве, так самой травы - то и не замечаешь...
Может, Валентину было и невдомек, а я - то знал, почему Кирилл часами сидел молча, уставившись в одну точку.
Замечал я и то, как жадно ловил Кирилл каждое мое слово, когда я возвращался из деревни. Конечно, Кириллу от матери было известно, что Настя учится, что приезжала она в прошлом году. Может быть, и о том знал, что я ее на пристань провожал... Но никогда ему было не узнать, что она меня поцеловала. Это от всех замуровал я в своей душе, запер на пудовые замки.
Настя не приезжала. Сам Афоня не знал, приедет она или не приедет. Он только хвастал перед всеми, какая у них бережливая племянница. Она, дескать, не только ничего не брала у дядьки, но сама высылала ему хоть понемногу, но каждый месяц. Однако все в Ременках знали, что у Афони с племянницей есть какие - то нелады. И Настю, говорят, в слезах видели не раз, и Афоня, слыхали, кричал частенько на весь дом бабьим голосом. Но что происходило в доме Афанасия, про то толком никто не ведал.
С каждым днем становилось все жарче и жарче. Дождей не было. Все больше мелела Волга. Уже не только плоты «садились» на перекатах, но и баржи порой так «притыкались» на косах, что их сутками стаскивали буксиры. Появились и «пираты» - сначала две лодки, потом три.
В субботу Кириллова мать наказала нам пойти в баню. Поднялись мы на бугор по тропинке как раз напротив Афонина полудома. Низ у полудома, как и полагается, кирпичный, верх рубленый, на окнах наличники резные. Глянул я в окно Настиной комнаты и чуть не закричал: Настя в окне, на нас смотрит... Повернулась она, оперлась на подоконник и пропела:
- Батюшки! Король вернулся... Дождалась... Когда сватов - то засылать будешь? А то не думай, век ждать не стану. Не желаю в девках пропадать... Возьму и выйду... Хоть за дружка твоего, за Саньку...
Ни слова ей не ответил. Кирилл. Он точно на солнце посмотрел, ослеп и пошел, спотыкаясь, прочь от окна. А я губы закусил, осматриваться стал: мне камнем захотелось запустить в ее окно. Но тут Валентин положил мне руку на плечо, обнял и прижал к себе. Отвел меня на шаг от окна, посмотрел на Настю и сказал, не повышая голоса:
- Красивая вы... Такой вот я и представлял вас по его рассказам... Красивая... Только сердечко у вас не иначе, как в шерстяную варежку упрятано... Ну, хорошо. Кирилл от вас без ума, вы сами другого такого найти не можете... А Саньку вот за что обидели?
- Нет... Нет!... Я совсем не хотела обидеть Саню! - крикнула она нам вслед.
... На острове нас ждала новость: из Горького пришла землечерпалка чистить фарватер у шестой дамбы. Она начала работать с вечера, и нам сразу стало ясно, что с жерехами, окунями, судаками и щуками нам придется распроститься. О лещах уж и говорить не приходилось: над рекой поднялся такой стон, будто из той черпалки жилы начали выматывать...
- Ты куда это меня заманил? - принялся ворчать наутро Валентин. - Этак из меня получится не врач - психиатр, а самый настоящий псих...
- Не бойся... Окажем первую помощь, - засмеялся Кирилл, - свяжем... Но если это действительно так действует тебе на нервы, мы можем перебазироваться на ту сторону...
- Нашел выход... Считай, что на дамбах при таких условиях одна только дура - рыба клевать будет.
Дуры - рыбы оказалось немного. Мы стали чаще ночевать в деревне.
И всякий раз, поднимаясь в деревню, встречали Афоню. Сидит, теребит бороденку пальцами и смотрит на Волгу.
- Ну как рыбалка, студенты?
- Черпалка все дело портит, дядя Афанасий, - почтительно отвечал Кирилл.
- А вы бы в Шелковый затон поехали. Сеточкой бы там, - советовал Афоня.
- Да ведь сеточкой боязно, - улыбался Кирилл. - За сеточку рыбнадзор по головке не погладит...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.