- Прошлый зима, - сказал он медленно, - моя ловил одна лиска капкан. Лиска думал всю ночь, потом говори: ладно, прощай нога! Отгрыз и ушел... Это тоже есть самурай?
Все засмеялись.
- Ну, такое харакири и мы тоже раз делали, - заметил Баковецкий. - Было нас четверо: Антонов Федя, я, Седых младший и еще один серб, Гансиком звали. Мы в отряде Сметанина с орудийной бочкой ездили.
- Бочкой?
- Да, Федя патент взял. В каждом днище по дыре. В одну из карабина холостым бьешь, в другую газы выходят, а звук... ей богу, как гаубица! Наша бочка у Семенова в сводках за батарею ходила. Однажды насаживали в Черниговке новые обручи, вдруг: га - га - га! Белые вдоль села из четырех люисов. Мы в огороды - та же история. Вернулись в избу, стали отстреливаться, а уговор был старый - все патроны семеновцам, себе по одному. Все равно кишки на телефонную катушку намотают... Вскоре отстрелялись, стали прощаться... Да... вдруг наш серб побледнел: «Братушки, как же, патрон - то я вытряхнул?» А в дверь уже ломятся. Спасибо Федя сообразил. «Что ж, - говорит, - сядем к столу, будем полдничать». Вынул гранату, снял кольцо и положил между нами. Вот так, как глечик стоит.
Рассказчик полез в печку за угольком. Все ждали конца истории. Но Баковецкий раскурил трубку и замолчал.
- А що? Граната испортилась?
- Ну, как сказать, - ответил рассказчик медленно. - Про то из всех четверых у одного меня можно спросить. Один я живой остался.
- Ни, це не то... Нехай товарищ начальник разъяснит харакери.
- Хорошо, - согласился Дубах и вдруг, обернувшись к Гарбузу, быстро спросил: - Что легче свалить: столб или дерево?
- Столб, - сказали кущевцы.
- Вот именно, столб не имеет корней. Так вот, японский патриотизм особого качества. Он не выращен, а вкопан в землю насильно, как столб. Не знаю, как объясняет наука, а нам кажется, в основе харакири лежит страх перед отцом, перед школьным учителем, перед богом, перед последним ефрейтором. Для японцев, по сути говоря, родина - мачеха.
Баковецкому передали записку. Он быстро прочел ее и вышел на улицу.
- Смешно подумать, - сказал Дубах, тоже поднимаясь из - за стола, - чтоб кто - либо из нас, попав в беду, вскрыл себе пузо. Это ли геройство?
- Та ни боже ж мой, - воскликнул Гарбуз, - нет у меня самурайского воспитания!
- А ну их в болото, - сказал у дверей Баковецкий и, отведя Дубаха в сторону, что - то шепнул.
- Где?
- В бане, у Игната Закорко.
Они вышли во двор и огородами прошли к темной хате, стоявшей на самом краю села. Хозяин ждал их возле калитки.
- Здесь, - сказал он и распахнул дверь маленькой баньки.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.