После митинга я уехал в Москву, так и не повидав Савостина. Заслоненная пусковыми событиями, встреча отодвинулась еще на год.
Вот почему в третий свой приезд на Лебединский ГОК я решил начать сразу с его бригады. Разыскал ее в том же корпусе обогащения, но теперь в десятом пролете, метров на двести дальше тех секций, которые уже пущены или готовятся к пуску. Бригада растянулась на весь пролет, от поверхности земли, или, как говорят строители, от «нуля» до высоты тридцать шесть метров, откуда хорошо видны и карьер и город.
Комплексная бригада — непрерывно движущийся конвейер. Впереди идут сварщики. Они тянут за собой тяжелые электрические кабели.
Следом движутся плотники. Они обивают досками, обволакивают опалубкой будущие бетонные сооружения. На «этаже» опалубщиков слышны пилы, топоры и молотки, остро пахнет сосной. Еще ниже гудят вибраторы, туго-натуго уплотняют раствор, залитый в опалубку, бетонщики. И, наконец, последними в этом живом конвейере идут отделочники: навешивают двери, вставляют окна, врезают замки.. Все! Можно ставить машины!
Иван Григорьевич Савостин водил меня по своим «этажам», показывал, где трудятся сварщики Ивана Савина, где — опалубщики Вани Головина, бетонщики Александры Александровны Григорьевой и отделочники Емельяна Макаровича Винниченко. Савостин не вмешивался в работу, лишь приглядывал, присматривал, чтобы «конвейер» не остался без инструментов или материалов. Ни разу я не слышал, чтобы он повысил голос или просто приказал кому-нибудь. Неизменно спокойный, неторопливый, он словно не командует, а размышляет вслух. Командирский тон сегодня на молодежной стройке неуместен. Молодые монтажники и строители принимают иной стиль руководства — уважительный. Когда бригадир советуется с ними, обращается к рабочей совести, к тем струнам души, которые хорошо и чисто звучат в характере молодежи.
— Сколько же вы будете еще пилить и строгать доски на своем этаже? — в самом вопросе Савостина прослушивается некоторый укор. Звеньевой опалубщиков тотчас улавливает интонацию бригадира.
— Так, Иван Григорьевич, тут же работы на неделю, не меньше.
— А за шесть дней не управитесь?
— Вы всегда так: по норме — восемь дней, задание даете — за семь, а требуете — за шесть...
— Не требую, Ваня, не требую. Я только спрашиваю: успеете ли за шесть? Понимаешь, бетонщики обещают освободиться именно через шесть дней. Куда их ставить? Отдавать в приймаки соседям? Они вернутся через- неделю. Ставить под простой на день? Невыгодно бригаде... Требуется согласовать ваши
звенья, бетонщики все время наступают вам на пятки.
— Ну, это мы еще посмотрим, кто кому обрежет нос и хвост покажет! Точно, ребята?
И в глазах всего звена можно прочитать тот же недвусмысленный ответ. Мы с Савостиным спускаемся этажом ниже, к бетонщикам, где происходит столь же короткий разговор с Григорьевой — и тоже в присутствии всего звена.
— Сколько же вам еще топтаться на этом этаже? — И снова в вопросе Савостина явственно прорезается нотка укора.
— Посуди сам, Григорьевич, раствор возят нерегулярно. То сидим сложа руки, то вкалываем изо всех сил. Если так пойдет — провозимся дней восемь.
— Раствор беру на себя. Будет вам цемента вволю. Тогда сколько дней?
Александра Александровна поглядывает на звено, словно спрашивая глазами: ну, что, возьмемся?..
— Тогда — семь дней. Никак не меньше, считай сам: делов невпроворот...
— Что же мне считать? Я вам верю. Семь так семь... Ваня Головин тоже полагает, что раньше, чем за семь дней, вы не справитесь. Они решили опалубку закончить за шесть дней и оторваться от вас на денек. Головин говорит: не люблю, когда мне наступают на пятки, всегда надо держать дистанцию в один день...
— Ах, так! — восклицает в сердцах Григорьева. — Это мы еще поглядим!..
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.