Старика зовут папашей Нкози. Садимся рядом на его ящик, я прошу рассказать, как их сюда переселили.

- О, сэр, это было давно, мой Аорон еще не женился.

- У вас есть сын?

- Да, сэр. Вы его, наверное, видели. Аорон сегодня дежурит у ворот.

- Тот констебль?

- Да, сэр. У мальчика много детей, в полиции больше платят. Нам никто не сочувствует, Аорона в резервате часто бьют. Вы спрашивали, сэр, как нас сюда переселили? Тогда убили бааса*... Да, сэр, я помню, как это было. Он приехал в деревню и сказал, что вышел новый закон: все чернокожие должны переселиться в другое место. Но мы всегда жили в деревне. Наши мужчины убили бааса, труп бросили в озеро. В деревне остался его джип. Мы не знали, что с ним делать. На второй день приехали на трех машинах полицейские. Начальник спрашивал, кто убил бааса. Мы этого не могли сказать, сэр. Бааса били все мужчины. Возможно, его убил Нтомо или кто-то другой. Одного убийцу мы бы не назвали, сэр. Начальник хотел одного. Бедняга Хэнни был самым заметным, его голова поднималась над нами на целый фут. Начальник сказал: «Я вижу, это ты убил бааса!» Он показывал на Хэнни перчаткой и нехорошо смеялся. Хэнни сказал: «Нет, начальник, я не убивал». Мы это подтвердили. Хэнни продавал в городе дыни, он вернулся вечером, а бааса убили днем. Но полицейские крикнули: «Лейтенант, у него мурло убийцы!» Им надоело возиться с нами. Они схватили Хэнни. Начальник бил его по лицу. Он спрашивал, где труп бааса. Хэнни сплевывал зубы и молчал. Они привязали его ногами к джипу. Начальник сказал: «Я сделаю из тебя кровяной бифштекс, ты у меня заговоришь!» Бедняга Хэнни молчал. Один полицейский сел в джип и стал волочить Хэнни по деревне. Мы видели, как он умирал, но они наставили на нас автоматы.

Мы смотрели на Хэнни и пели. Женщины плакали... Да, сэр, я помню, как это было. Их рассердила тогда наша песня. На языке белых ее можно петь так: «Тяжкое бремя, проснись, черный люд». Песня хочет, чтобы черные вернули себе Африку. Белым такое не нравится. Они убили еще Джари и Ндлоно. Мы думали, Джари будет наш вождь: он умел писать прошения. Не все, сэр, выходит так, как думаешь. Только бог знает, что будет завтра. Десять мужчин они арестовали. Их посадили в машину и сразу увезли. За нами машины пришли в полдень, их было много. Когда нас увозили, наша деревня горела. Полицейские подожгли все хижины. Мы сами, сэр, виноваты, не надо было убивать бааса... Да, сэр, я правильно сказал.

- А что же с теми десятью?

- Мы не знаем, сэр. Возможно, они работали где-то на руднике, а теперь уже все умерли. Больше двадцати лет прошло. Мы не можем обижаться, сэр. Здесь нет воды, но недалеко море, нам разрешают ловить рыбу.

Я зашел к старику в дом. Одно длинное помещение. Я не называю его комнатой, потому что на комнату оно не похоже, скорее напоминает хлев.

Жаркая духота, спертый воздух. У Аорона двенадцать детей, старшему четырнадцать лет. По земляному полу разбросаны циновки и лохмотья — постели. У входа топится продолговатая каменная печка. Хозяйка, ее зовут Изабелла, варит обед — чугунок бобов.

— Это вся ваша еда?

Застеснялась, прикрыла руками обнаженную грудь.

— Да, сэр. Все дорого...

— А рыбу муж не ловит?

— Ему некогда, сэр. Папаша Нкози обещал завтра пойти. Но у нас нет пироги, а с берега рыба плохо ловится.

Ребятишки столпились вокруг, заглядывают в глаза. Что я им мог дать?

Сто одно запрещение

За первыми глинобитными постройками — невообразимое нагромождение лачуг. Из чего они только не слеплены! Фанера, доски, жесть, кирпич, камень... Крыши черепичные, шиферные, толевые, дощатые, камышовые. Безоконный «Шанхай» тянется на километр с лихвой. Там, где он кончается, снова площадь. На площади церковь и кирпичный дом с застекленной верандой: за версту видно управление резерватом. У его крыльца очередь — человек двести. Штемпелевка злополучных пропусков.

Уйма ларьков, базарчиков, кустарей, уличных торговок. Торгуют бог знает откуда привезенными в эту пустыню бананами, апельсинами, жареным арахисом, сладостями, какими-то побрякушками, лоскутками тканей, ношеной обувью, глиняной посудой, вязанками дров, древесным углем, корзинами, мылом, куклами, солнцезащитными очками... Шум, гам, визг. Но стоит к кому-нибудь приблизиться, как все кругом замолкают. От белого шарахаются, как от чумы.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.