- Дразнить неново на свою голову! Надо ее от деревни отнести... От греха подало...
- Вот еще относить! Висит и здеся... будто гороховище у отвода.
«Ту - ру - ру, ту - ру - ру», - звенела труба в «Орешке». И казалось, в горло трубы входил весь «Орешковский» парк, кричало каждое дерево, каждый листок, кричал белый дом рамами, куполом, флакчтоком... Крику трубы мешал долгий, протяжный отчаянный рев осла. И по полям катились шары смеха.
- Ха - ха - ха! Ха - ха - ха! Ха, xa - a - a! Мужики сдернули шляпу с отвода, стоптали, а потом молча вышли в поле, отнесли на переезд через речку и спустили на воду. Теченьем шляпу завертело, как маленькое колесо, начало окунать, погружать, топить - и белый поплавок скрылся под клокастыми ивами, поросшими от берегов, в бегучие воды.
В «Орешке» плакал теперь надрывно, безутешно чей - то женский голос:
«...ы...ы...ы...ы!».
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ Ифан Ифанович призвал чужих косцов из Заозерья, и началась косьба. В июле стояла сушина, сено подсыхало под косой, - на лугах тесно поднялись стога, но простояли недолго. Ночью подпалили в разных местах стога, и они запылали под набатный звон монастырей, погостов, приходов летней масляницей. На пожар побежали: Березники, Анфалово, Нефедово, Семигорье, в Верее забрался народ на колокольню, на крыши, на Троицкие качели, мерили на - глаз - далеко ли горит, из Прилупкой слободы прискакали после пожара два багра и слободская бочка.
- Не хотел, жадюга, исполу! - кричали мужики Ифану Ифановичу, молча стоявшему у парка.
- И добро не свое. Пали свиней на бесплатном жару, выжига!
Из парковой калитки вышел навеселе Кирик с гостями. И сразу красные купины стогов заиграли в глазах, зашатались на блеклых ночных лицах.
- Ка - а - к кра - си - и - во! - воскликнула Зина, опираясь на руку Вето - шкива.
- Charmant! Char - mant! - бормотал Кирик и целовал руку Люды.
Володька мрачно озирал мужиков и застывшего избушкой у перевоза Ифана Ифановича. Работники стояли около управляющего с ведрами, с вилами, с топорами - и не двигались.
- К шорту идите! - крикнул Ифан Ифанович. - Тушить клупо! Поджигатель надо найти!
- Не тушите! Не тушите! Это так божественно! Это так удивительно красиво! - просила Зина.
- Н - не надо, н - н е на - до! - едва выговаривал Кирик, льня к Люде.
Люда щурилась на Володьку и тихонько и осторожно наступала на ногу Кирику. Ворот у рубашки Кирика отстегнулся, отвалился на сторону, и Люда в первый раз заметила широкую, как стол, смуглую, обожженную летом грудь. Заметила и тонко повела ноздрями, будто тяня от нее тепло и жар. За золотевшими усиками ресниц прокралась такая зовущая усталая скважинка желанья. Кирик густо, крепко прижал опять к ее руке губы, задержал их, пошевелил и сжал кожицу.
Володька криво дрогнул щекой и сказал резко Чернову:
- Не жаль тебе... твои сенокосы горят! Кирик засмеялся и небрежно показал рукой на Ифана Ифановича.
- Е - ему жалко!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.