Чуть журчит вода.

Вдоль арыка тихо еду я в седле.

Ой, какая женщина! Косы по земле!

В сторону смущенно

Смотрит старый конь.

Солнечные пятна шириной в ладонь.

Когда-то, в начале поэтического пути, Олжаса обвиняли в том, что у него довольно узкий круг очень личных переживаний и впечатлений. Но этот лирический круг постоянно и быстро расширялся.

Николай Тихонов как-то заметил, что у Сулейменова «поэтические картины проходят в самом энергичном развитии действия, ошеломляя контрастами, драматическими сценами, избытком темпераментного, горячего чувства, сменой гнева и нежности, седого эпоса и романтической лирики». Все это так. А внутренним двигателем поэзии Олжаса Сулейменова всегда было острое, горячее чувство Родины, чувство человека, который, по словам самого Олжаса, смотрит на мир как бы вприщур. Так смотрят на мир художники, и тогда каждая земная малость, каждый человек и травинка вырастают до символа, до обобщающего образа красоты, мимо которой люди порой проходят равнодушно.

Мы сидим с Олжасом в его рабочем кабинете на киностудии, и я спрашиваю, что думает поэт о назначении литературы, о ее задачах и целях.

— Не открою ничего нового, — говорит Олжас, — если скажу, что главное назначение и истинный смысл литературы — возвышать человека, «делать» читателя великим. Нужно различать за словом «народ» понятие «люди». Поэзия в какой-то степени выполняет миссионерскую роль: она должна просвещать и освещать. Прокладывать мосты к человеческим сердцам, делать их добрыми. Мост — это очень хороший поэтический образ. Я написал, может быть, не очень скромно, но так, как хотел: мосты — мои сутулые дороги, мои стихи. Недавно я был в Польше, в городе Ополе. Там есть клуб энергетиков, где по вечерам собираются молодые ребята, читают стихи. Свет потушен, горят свечи. Очень красиво. И вот один парень читал свои стихи. «Эротика в пустой квартире» — назывались они. В них описывались прелести любимой. Так слово поэта, большое Слово, призванное освещать, звать вперед, подымать, превращается чуть ли не в надгробную свечку, в пустой звук. «Как мало в этом живого поэтического света», — подумал я. И что обидно, даже этот неяркий свет — и тот только для себя. А потом я побывал в Майданеке. Там была простая, даже и не очень заметная табличка с надписью: «Траву не рвать». Я подумал, что это самый монументальный и торжественный памятник погибшим в фашистских застенках людям. Здесь они голодали, здесь съели с голоду всю траву. И она не росла несколько лет. И вот эта простая табличка выросла вдруг до символа, стала поэтическим образом потрясающей силы. Таким и должно быть поэтическое слово.

У казахов проза называется «кара-сёзь», что в дословном переводе означает «черные слова». А поэзия «ак-сёзь» — «светлые слова». Это очень здорово: у поэзии — светлые слова! Как геолог, я мог бы сравнить поэта с кристаллом, который, попадая в перенасыщенный раствор, мгновенно начинает кристаллизацию. Об этом же замечательно сказал Борис Слуцкий в известных стихах: «Я о турках сужу по Назыму Хикмету...»

Поэзия имеет смысл тогда, когда хоть один человек скажет: «Да, и я так чувствую, и я так вижу, как этот поэт».

Когда я ощутил, что писание стихов становится службой, а не служением, я ушел работать в кино. Это не было паническим бегством или отступлением, просто я решил некоторое время поработать в смежной с поэзией области. Написал несколько сценариев — «Земля отцов», «Синий маршрут», «По закону сохранения дум», «Знак коровы». Сейчас задумал сатирическую комедию «Существительное», которую мечтаю сам и поставить в кино.

...Я слушаю Олжаса Сулейменова, мы с ним знакомы всего несколько дней, но мне кажется, что знаю я его уже давно. Может быть, мы с ним одинаково хорошо помним военное бесхлебье, или, может быть, рядом работали на целине в пятидесятых, или в один год вступили в комсомол, или... Да мало ли общего у тех, кто родился в начале тридцатых: школа, сводки Совинформбюро, тревога за судьбу отцов, мечты о подвигах, первые комсомольские поручения, учеба в институте, первая большая любовь'...

В горьковском очерке «В. Г. Короленко» есть такие слова: «Радость о человеке — ее так редко испытывают люди, а ведь это величайшая радость на земле». Из общения с Су-лейменовым у меня да и у его товарищей, по моим наблюдениям, возникает именно такая радость о человеке.

Он знает, чего хочет, Олжас Сулейменов. И каждому понятны слова поэта, каждому близка его искренняя любовь к людям, к миру:

Кружись, айналайн, Земля моя!

Как никто,

Я сегодня тебя понимаю,

Все болезни твои

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.