Охотники за прошлым

– Это самая обычная вульгарная «кукла».

Все еще не веря, Бергманис попытался было отнять от пачки хотя бы одну из верхних сотенных. Ничего не получилось. Купюра была приклеена. Он попробовал ногтями разделить пачку на части. И это сделать не удалось.

– Ничего не выйдет. Я уже пробовал. Эта «кукла» с удивительной правдоподобностью отлита из пластмассы. Что же касается верхнего и нижнего денежных знаков, это тоже «липа». Понимаете, что вы заранее, еще там, на острове, были обречены. Потому что фактически вам не дали ни копейки, и «представитель угнетенной религиозной общины», который должен был прийти за деньгами, тоже «липа»! Но для чего же все это затевалось? А для того, чтобы прикрыть Бергманисом другое действующее лицо. Прошу точно и тщательно описать внешность вашего спутника, второго аквалангиста.

– Ах, господи, да я бы с радостью, – встрепенулся Бергманис, – с большой бы радостью, но ведь это подлинная правда – я его почти не видел, что же теперь делать-то? Я бы с радостью!

– Почти не видел, – повторил майор. – Значит, что-то все же видел. Говорите.

– Сейчас, сейчас, – опять заволновался Бергманис. – Это значит, когда он, второй то есть, вышел на палубу без маски и, увидев меня, сразу шмыгнул обратно в каюту, вот тут только я его и разглядел... Меньше полминуты.

– Его возраст?

– Да нестарый еще человек, моложе меня... Мордастый. Смуглый, вернее, загорелый. Небритый. Рост повыше среднего. Крепкий. Юркий: увидел меня, повернулся – и нет. А вход в каюту низкий.

– Это все, что вы знаете о нем?

– Нет, не все, – расхрабрился Бергманис. – Уже в самую последнюю минуту, когда я подошел к трапу, – мы на аппарат с трапа садились, – евангелист вдруг занервничал да как рявкнет: «А где же Арвид? В чем дело?» Вот тут я узнал, как зовут второго. В ответ на нервные крики он вышел из каюты не спеша, важный, полностью одетый. Разлапистый, круглоглазый, как здоровенная черная лягушка.

Майор записывал. Вскинув голову, спросил:

– Ну, а как вы действовали у места высадки? У советского берега?

Бергманис медленно вспоминал.

– По сигналу Арвида я заглушил мотор... Это было уже недалеко от берега... Аппарат лег на грунт. Арвид подтянулся ко мне, заменил меня на моем месте, даже, помню, локтем толкнул, я раза два гребнул ластами, пошел вверх и, когда надо мной засветлело, медленно высунул голову. Огляделся, вижу – вот он, берег... И вдруг ударил прожектор...

– Дальше мне все известно, – остановил майор. – А теперь насчет метеообстановки. Может быть, что-нибудь знаете? Только не выдумывайте – нет так нет.

– Кое-что могу сообщить, – упрямо мотнул головой Бергманис. – Из гавани мы вышли вслед за штормом, сразу... Это я точно знаю, что вслед, – мы ведь до этого часа три у пирса отстаивались.

– Значит, был шторм?

– Еще какой! Все свистело, ревело, снег, дождь, гавань, как рыжим одеялом накрыта. Помню, у меня живот схватило, я выполз на палубу, направился в гальюн. Тут навстречу мне двое из команды, не разговаривают, а кричат. Один другому показывает на небо. «Началось, – кричит, – по графику, а вот когда кончится?» Второй тоже на крике отвечает: «Как кончится, сразу выйдем. Пойдем вприжимку к шторму, в тихой полосе у него за спиной!» И оба заржали.

Майор помолчал. Встал с места, сделал несколько шагов взад и вперед со своей стороны стола. Взгляд все время держал на Бергманисе, но думал о чем-то другом.

Если верить Бергманису, операция была продумана очень тщательно: на воде – судно с аквалангистами идет сразу вслед за штормом; на берегу – второй аквалангист выходит сразу вслед за первым, все рассчитано до мелочей. И то, что советский сторожевой корабль, занятый борьбой со штормом, на какое-то время отвлекается от нормального несения службы; и то, что пограничники, заметив первого аквалангиста, на какое-то время все внимание обращают на него. Время это – считанные минуты, однако второй нарушитель границы сумел ими воспользоваться.