– Ну, вот, Александр Степанович, думается, что в руках у нас теперь есть нить. Но главное сейчас не в том, куда она ведет, главное, чтобы она не оборвалась. Что вы успели сделать за эти сутки?
Разговор этот происходил в кабинете полковника Сторожева. Несмотря на два раскрытых окна, верещание птиц в густой листве клена, который рос рядом с домом, несмотря на легкую, несколько даже небрежную одежду полковника – без пиджака, галстук ослаблен, – несмотря на все это, в комнате чувствовалась обстановка штаба. Той точки, куда ручейками стекаются оперативные донесения, откуда идет управление боем. Полированный стол, черно-никелевый блок связи, опечатанный сейф, календарь, книжный шкаф.
И – медленные шаги по кабинету.
Материалы, с которыми пришел к полковнику Сторожеву майор Александр Степанович Савин, были не просто результатами наблюдения за группой пляжных бездельников, а еле заметными и поэтому имеющими большое значение вехами на подступах к притаившемуся противнику. В терминах «бой», «противник», «штаб» нет никаких преувеличений. Действительно, шел бой. От обычного он отличался двумя особенностями. Этот бой проходил в тишине и не имел передышек.
– За сутки удалось установить личность «бородача» и одного парня из его компании. – Майор Савин заглянул в блокнот, куда заносил все, еще не ставшее официальным материалом следственного дела. – Серфик Виктор Леонидович, двадцать восемь лет, живет в Риге. Приехал в кемпинг неделю назад на машине «Жигули» вишневого цвета. Машина с вильнюсским номером. Ее владелец Константин Жбанов работает на заводе цветных телевизоров. Кем, пока не выяснено. Не установлена личность третьего из друзей – он на весь вечер куда-то ушел с девушкой.
– А как с адресами, которыми интересуется бородач? – И майор и полковник, не сговариваясь, с первой минуты, так же как до них и Павел Иванович с Лактионовым, стали именовать Виктора Серфика бородачом. Пока он был единственным лицом, проявившим себя в действии.
– С адресами дело обстоит так. Лейтенант Лактионов быстро узнал все три. Продавщица Валия Вилцане, девятнадцати лет. Приехала в Янтарное по направлению, после окончания техникума торговли. Снимает комнату на частной квартире. Затем скульптор Ольга Микульска, двадцати восьми лет, живет здесь четвертый сезон, все эти годы снимает одно и то же помещение частным порядком. Много работает. Готовится к республиканской выставке. И третья – Бирута Маркевиц, шестидесяти лет. Живет одна, получает пенсию за мужа, погибшего на войне. Приторговывает ранними овощами со своего огорода. Есть женатый сын, живет отдельно, где-то в другом городе.
– Любопытно!
– Виталий Иннокентьевич, я думаю, что все это просто-напросто проверка фотографа. Бородач знает все адреса и через два-три дня, услышав их снова от Павла, даст ему уже другое, настоящее задание.
– Все возможно, Александр Степанович, все возможно. – Полковник еще больше ослабил галстук, как будто ему было душно, и продолжал, размышляя, шагать по кабинету. – Но эта версия – первая, которая приходит в голову. Она, так сказать, лежит на поверхности. Она банальна, и уже по одному этому, в сложившейся ситуации весьма сомнительна. А что если бородач знает два адреса, но не знает третьего? Чтобы подойти к ответу поближе, мы должны срочно узнать следующее: почему продавщица Вилцане приехала именно в Янтарное – только ли подчинившись распределению или еще и по личным мотивам? Почему Микульска четвертый сезон живет в Янтарном, когда в Паланге есть отличный Дом художника, где ей как участнику республиканской выставки всегда предоставят место? И, наконец, почему в компанию молодых затесалась старуха Маркевиц?
Пусть Павел протянет с ответами хотя бы три дня – это не должно вызвать подозрений: человек приезжий, сам еще толком ничего не знает, а старается лишь в надежде на хороший гонорар. Кстати, как он держится?
– Очень спокойно.
– Вернемся к делу. Что вы думаете о совпадении: вишневые «Жигули» в заповеднике и вишневые «Жигули» в кемпинге Янтарного?
– Я уже сделал в блокноте пометку, Виталий Иннокентьевич. Проверить не составит большого труда. Мы, не беспокоя молодых людей, запасемся их фотографиями и, покажем директору заповедника. Перемешаем карточки с другими лицами, пусть выбирает.
– Если автомобилисты будут опознаны, в деле появится еще один участник – лесник Розенберг. Кое о чем я уже договорился. В Латвии и Литве проверят архивы соответствующих министерств. Если даже он умер, какие-то документы остались. Но есть и другое – по нашей просьбе товарищи в Тюмени нашли бывшего литовского партизана Антанаса Марцинкявичуса и допросили его.
– Я, Марцинкявичус Амтанас Игно (Игнатович), 1914 года рождения, член КПСС с 1945 года, вдовец, постоянно проживаю в гор. Тюмени. Родился и до 1978 года жил в гор. Янтарном. По существу заданного мне вопроса могу сказать следующее.
Наш партизанский отряд был создан вскоре после разгрома гитлеровцев под Сталинградом. Я был назначен начальником штаба отряда. Ввиду слабой вооруженности и отсутствия связи с паневежскими партизанами мы ограничивались отдельными актами диверсий против оккупантов: нападения на мотоциклистов, минирование шоссе, поджоги складов и т. д. Так продолжалось до лета 1944 года. К этому времени на территории Литвы уже действовало объединенное партизанское соединение, связанное с народными мстителями Белоруссии и штабом партизанского движения в Москве.
К осени на запад потянулись первые части, которые Гитлер отзывал для обороны рейха. По главным автомобильным магистралям двигались стрелковые, артиллерийские и танковые полки. По боковым дорогам, в частности, приморским, шли вспомогательные службы, госпитали, тыловые штабы и т. д. До того, как такой части вступить в какой-либо приморский городок, его тщательно готовили, – прочесывали соседние леса, угоняли население, сжигали отдельные хутора, в которых могли бы найти защиту партизаны.
Перед самым освобождением Риги – это было 10 или 11 октября 1944 года – в Янтарное вошла какая-то небольшая, но очень строго охраняемая часть. Пленный, которого мы захватили ночью, рассказал, что она находится в непосредственном подчинении штаба всей группы армий, действующих в Прибалтике. За день до прибытия части в городок приехали эсэсовцы на мотоциклах, стали охотиться за людьми. Но люди уже ушли к нам, в лес. На весь городок, кроме старосты, осталось четыре старика, десятка два мальчишек-подростков да лесник Розенберг. Охраняемая Розенбергом лесная территория кончалась у городской черты, поэтому он жил в Янтарном, правда, на отшибе, на самой окраине. Мы Розенбергу не доверяли. Мать у него была немка, и, когда в начале войны в Прибалтику пришли гитлеровцы, он стал носить фамилию матери, хотя до этого у него была другая фамилия. Какая – мне неизвестно. Как показали дальнейшие события, опасения насчет Розенберга не подтвердились: он знал местонахождение нескольких наших баз – одна даже была расположена на его участке, – но гитлеровцам эти места не назвал, иначе бы они пришли к нам.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С художниками-модельерами Вячеславом и Егором Зайцевыми беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков
Маэстро родом из трущоб