Обезьяна с мандалиной

Медведкин поддел вилкой кружочек лимона и грустно усмехнулся:

- Золотом отливают! Будто дукаты и пиастры из «Острова сокровищ».

- Вот теперь порядок! Узнаю! - Протонин обрадованно хлопнул Медведкина по плечу. Ему снова стало легко и весело. - Ты, брат, не меняешься! Помнишь, каждую шлюпку бригантиной называл? И татуировка у тебя на груди самая роскошная: обезьяна с мандолиной. Точно?

Он по-мальчишески сорвался со стула, в его голубых глазах запрыгали озорные искорки.

- А ну покажи, покажи обезьяну! Она мне по ночам снилась, честное слово!

- Да брось ты, Серега! - Медведкин вскинул ладони к груди. - Глупость была... Детство...

- Много ты понимаешь: «детство»! Романтика чистой воды! Показывай!

- Чудак! - пожал плечами Медведкин и дернул «молнию» на тенниске.

Татуировка на груди Кости Медведкина действительно производила впечатление.

Между двух поросших золотистой шерстью сосков слева направо синеватым пунктиром круто изгибалась полудугой пальма, а у ее подножия на трехлапом якоре сидела обезьяна с галстуком-бабочкой на шее. Обезьяна играла на мандолине и, слегка приподняв голову, смотрела куда-то вдаль. Глаза у обезьяны были удивительные! Один, хитро прищурившись, смеялся, а другой, широко раскрытый, молчаливо просил сочувствия и пощады. И обезьяний рот имел два выражения: слева, под хитрым глазом, он ухмылялся, будто обезьяна кого-то только что обманула, а справа, под грустным глазом, опускался книзу скорбным уголком.

Когда-то три месяца подряд курсант Константин Медведкин трудился над эскизом этой картины. Трудился втайне от всех, изрисовал не одну тетрадь, предназначенную для физики или геометрии. Труд его не пропал даром: с готовым рисунком он отправился к знаменитому в Черном городе татуировщику Ораз-оглы. В очередную пятницу в бане он скромно снял тельняшку. Мореходное училище дружно ахнуло, с жестяным грохотом покатились шайки, возле Медведкина немедленно выросла возбужденная толпа голых курсантов...

Прославленная обезьяна с мандолиной вызвала в памяти капитана последние годы юности, вспомнились давно забытые разговоры, розыгрыши...

- Пора тебе сознаться, - затормошил он Медведкина. - Болтали тогда: ты обезьяну свою Ораз-оглы для образца за сотню загнал. Правда?

Костя с хрустом застегнул «молнию» на тенниске, пружинисто встал и прошелся по каюте.

- Эх, жаль, курить на твоей коробке нельзя! - Он резко повернулся к Протонину и, заложив руки в карманы, вдруг сказал снисходительно и устало:

- Пацан ты еще, Серега!... Вот что. Удачливый пацан...

После ухода Кости Медведкина у капитана Протонина не осталось и следа от утреннего настроения.

«Черт знает что такое! - морщил лоб Протонин и по привычке, как всегда в трудные минуты, тер пальцем черные брови, сросшиеся над переносицей. - Почему же не получилась жизнь у Медведкина?»

Исповедь Кости была путаная и какая-то лихорадочная.

Он обозвал его «удачливым пацаном». Что ж, может быть, и правильно. Протонин не мыкался по рыболовецким судам, сразу после училища попал на танкеры, плавал круглый год, не зависел от «сезонки».