П. Дьяченко обратился к писателю А. Н. Толстому с вопросом о судьбе искусства в бесклассовом обществе. Мы помещаем письмо Дьяченко и ответ Толстого.
К интересному вопросу, затронутому в этих письмах, «Смена» еще вернется в специальной статье.
Каждый читатель «Смены» может через журнал обратиться с интересующими его вопросами к мастерам литературы, живописи, скульптуры, театра, кино.
Многоуважаемый Алексей Николаевич! Я решил обратиться к Вам за разрешением одного вопроса, который меня давно волнует.
Я люблю литературу, музыку, театр, кино, - словом, люблю искусство. Искусство воодушевляет меня, дает мне силы и развивает вкус к жизни. Больше всего я питаю любовь к литературе.
И вот, читая художественную литературу, я замечаю, что самым большим успехом пользуются те произведения, в основу которых положены сильные противоречия.
Изображены типы людей, представителей классов. Типы эти сильны и характерны. Сильны потому, что борются с врагами, с враждебным классом. Характерны потому, что обладают привычками и страстями своего класса.
Можно привести много примеров. Вам они известны. Ведь Вы сами на X съезде комсомола говорили: «Капитализм нес в себе смертельное противоречие интересов буржуазии и пролетариата. Это и другие противоречия и были той запальной искрой, которая зажигала гениальных писателей XIX века».
Самые сильные противоречия - это классовые противоречия. И произведение может быть сильным тогда, когда в основу его положены противоречия, следовательно, борьба. Из законов диалектики известно: где нет противоречий, там нет и борьбы. Что будет с нашим искусством в дальнейшем, когда коммунизм станет реальностью и не будет классовой борьбы, когда техника поднимется на неизмеримую высоту, сойдет навет борьба с природой и останется лишь одна любовь? Не слишком ли мало этого для того, чтобы создать такую боевую литературу, о какой говорил тов. Косарев на съезде, и не достаточно ли много, чтобы заржавело оружие искусства?
Изучая для проверки своих мыслей творческий путь крупных художников, я убедился в том, что у большинства из них были большие личные трагедии, вызванные внешними обстоятельствами.
Они познали горе всей глубиной своей души. Они, следовательно, могли оценить полной стоимостью и счастье.
Они могли создавать образы людей, представителей сильных и угнетенных, счастливых и несчастных. Они как бы побывали в ролях всех своих героев, прочувствовали их переживания, а то и сами пережили.
Но вот это возможно лишь при внешнем воздействии действительности на их психику, на их разум, на их жизнь и нормы поведения.
В бесклассовом обществе мы не будем иметь ожесточенной борьбы. Не обречет ли это обстоятельство литературу на затухание?
Уважаемый товарищ Толстой! Если Вас не затруднит, пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
С приветом, студент Московского рыбного втуза П. Я. Дьяченко
Многоуважаемый товарищ Дьяченко!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.