В кабачках Парижа, где прожигает жизнь золотая молодежь, пользуется большим успехом танец «апаша». Танцор со зверским видом и угрожающими телодвижениями носится вокруг партнерши - изображает убийство, а публика захлебывается от восторга... «Апаш» - парижский хулиган. Мода на «апашей» проникла и в нашу страну: рубашка «апаш» - с отложным воротником, несомненно, ведет свою родословную от парижских Потрошителей животов и карманов.
Но Париж вовсе не исключителен по тем язвам хулиганства, которые глубокой гангреной поражают кварталы нищеты и веселые бульвары. Кто не видел стремительно появляющихся на экране героев трюковой фильмы, которые только и занимаются тем, что покушаются на изнасилование прекрасных девушек, избиение влюбленных и прочие злодейства? Родиной этих почтенных фильм является Америка. Сыщики, которые выступают в роли ангелов - хранителей, отличаются от своих противников лишь большей силой удара: их кулаки расшибают челюсти с монотонностью часового механизма.
«Анаши», герои американской фильмы - хулиганы-профессионалы. Они уже распрощались с честным трудом. Их хулиганство не только попахивает бандитизмом: оно врастает в бандитизм. Огромное людское море оставило этих людей, с низкими лбами и выдающимися подбородками, мутным осадком на дне больших городов. Жизнь - мачеха не приветила их, героизм рабочей борьбы не окрылил их отравленных алкоголем и кокаином сердец. Исковерканные капитализмом, они озлоблены и против буржуа (у него деньги!) и против рабочего (работает, дурак!). Но часто деньги буржуа превращают таких хулиганов в свору бешеных собак, накидывающихся на рабочих: они составляют ударные батальоны фашизма, они с остервенением выпускают пух из перин во время погромов, они за сходную цену проделывают самую грязную работу контрреволюции.
У нас хулиганство имеет совершенно иное обличие.
То хулиганство, которое воспроизводит в более узком масштабе хулиганство капиталистических стран и спускается к бандитизму, не имеет прочных корней в быту. Хулиган, для которого финка и кастет стали «орудием производства», у нас -белая ворона. Нет, он обычно имеет, профсоюзную книжку, а то и комсомольский билет, беззаветно увеличивает число прогулов на каком-нибудь заводе и умеет презрительно цедить сквозь зубы: - Мещанство...
Дерется он всегда, как мученик (за что страдали?), пьет горькую из-за скуки (душе разгуляться негде!), насилует девушек во имя борьбы с мещанством (свобода любви!); хрюкая и утопая в грязи, он жадно хватается за высокие и гордые слова, в диком сочетании, пляшущими буквами занося их на свое знамя. Расплодился у нас «заслуженный» хулиган, который свое ухарство и озорство считает вопросом чести. Этот тип хулигана, пожалуй, не ищет оправдания каждой отдельной выходке: эти выходки для него просто единственно мыслимый образ поведения. Не толкнуть женщину с ребенком, не пустить матом по адресу проходящей девушки, не бить в морду возражающих, не гадить, не ломать, не шуметь может только «шляпа», «задрыга», одним словом, никчемный, достойный только презрения, отщепенец. Но есть и хулиган «случайный», еще не вошедший во вкус этого замечательного занятия Чаще всего такой хулиган открывает себя после обильной выпивки. И какой-нибудь совершенно мирный конторщик или рабочий внезапно становится на несколько часов грозой бульвара или мирного переулка, а наутро, выспавшись, хлопает глазами от удивления, что очутился в милиции.
Хулиганство наше не брезгает ничем. На первых ступенях своей школы хулиган деловито привязывает жестянку к собачьему хвосту, обливает из ведра соседский птичник. На высших ступенях он уже издевается над двуногими без перьев. Жестянку заменяет финка, ведро с водой - гораздо более удобный кастет. Хулиган не без успеха начинает использовать уроки кинематографа, подкапывая и потроша попадающихся ему на дороге мирных людей.
Лестница, по которой хулиган с достойной лучшей участи энергией взбирается к своему престолу - скамье подсудимых, многоступенчата.
Вот фабрика «Красный Передовик», Название, соблазняющее на шутки, но мы займемся сразу вопросом по существу. Есть ли на фабрике хулиганство? Секретарь ячейки клятвенно уверяет, что хулиганства нет. Но не редкость - видеть у рабочих обвязанные грязными платками скулы, не диковина - наблюдать и то, как эти скулы сворачиваются дюжими кулаками.
- Но разве это хулиганство! Это просто драка своих со своими!
Очевидно, многие полагают, что хулиганство лишь тогда можно назвать хулиганством, когда оно выходит за стены предприятия.
Да и действительно, с определением того, что называть хулиганством, очень часто путаются. С одной стороны, хулиганством называют иногда грабеж, убийство, воровство, т.-е. преступления, явно выходящие за пределы хулиганства. С другой стороны, хулиганством именуют иногда обыкновенные шалости: мальчишка какой-нибудь на дерево влезет, а его хулиганом назовут. По нашему мнению, хулиганство - это озорство которое нарушает интересы окружающих, оскорбляет их и т. д. Но если бьют не ради озорства, не ради драки, а для грабежа, для того, чтобы поживиться, тут мы встречаемся с определенным бандитизмом, и нечего утешать себя просторным словом: хулиганство. Конечно, хулиганство и бандитизм вовсе не отделены друг от друга китайской стеной. Но хулиганство - только дорога к бандитизму, а не сам бандитизм. Хулиганы иногда, и очень часто, бьют комсомольцев. Не всех, конечно. Среди комсомольцев встречаются закадычные друзья хулиганов, которые делят с ними и лавры их побед, и их невзгоды. Но вот в Новосибирске хулиганы учинили форменный погром одной ячейки, направлявшейся на демонстрацию. Почему? Откуда такая прыть? Да, ведь, тут хулиган боролся с теми самыми «шляпами» и «задрыгами», которые ему, хулигану, пытались перечить книжкой, клубом мозолили ему глаза, клином врезались в его хулигановы владения. Может статься, что был тут и известный привкус классовой злобы: ведь среди хулиганов имелись и выходцы из мелкой буржуазии. Но не надо думать, что всякий хулиган - это контрреволюционер, что по своим мыслям это - прихвостень попов и нэпманов и т. п. О, хулиган может видеть в своем лице передового борца за самые высокие идеалы революции!
Вот в Черновской ячейке, Тонкинской волости (Нижегородск. губ.), комсомольцы икону украли, продали, а деньги пропили. Если вы начнете их увещевать - они с гордостью отрежут:
- Религия - опиум народа. А то вот в Малоархангельске, Орловск. губ., секретарь одной из ячеек решил изгнать «мещанский стыд» из комсомольских рядов. Комсомольцы с этой целью устраивают во время купаний пляски в голом виде против того места, где купаются комсомолки.
Хулиганы этого типа сами дружно шествуют на демонстрации. Многие из них, вероятно, легко поддающиеся исправлению ребята. Но что поделаешь, когда на них взвалено столько обязанностей: и с религией бороться, и с мещанством, - поневоле голова кругом пойдет. Но это - мелкое озорство. Это, так сказать, цветики. Вот, например, во Власихе, Ветлужского уезда, ребята пугают кур но ночам. Ворвутся в курятник, сгонит всех кур с насеста - кудахтанье поднимется такое, что животики надорвать можно. Перо не подымается для того, чтобы послать ругательство или укор по адресу этих невинных искателей приключений... в курятнике.
Но хулиганство быстро достигает своего венца.
Вот в Ярославской губернии хулиганы справляют праздник «подторжья»: врываются в клуб целой оравой и начинается тасовка, - бьют всех, кто подвернется под горячую руку.
Вот орловский крестьянин Борняков повествует о преследованиях, которые ему приходится переносить со стороны хулиганов. Выезжает Борняков пахать: хулиганы, вооруженные железными лопатами, бутылками и т. д., нападают на него, как на дикого зверя. Выезжает он в поле вику сеять - хулиганы отнимают семена и сжигают их.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Ангорская повесть. Окончание. См. «Смена» №№ 18,19,20