Приходилось ли вам хоть раз в жизни поймать тот удивительный миг, когда на раннем рассвете распускается цветок? Все лепестки его еще собраны, прижаты друг к другу, но мгновение – и они уже чуть отошли один от другого и какое-то прозрачно-розовое сияние вспыхивает в цветке.
И эта девочка находилась в том дивном мгновении жизни, когда исчезала ее голенастая подростковость, и неуловимо-прелестно выявлялась в ней юная женщина. Ее ноги – в комариных укусах и в ссадинах от беготни по колкой траве, но округлость коленок – девичья: лицо с мягкими простодушными чертами детства, но губы, чуть припухшие, как спелая ягода-черника, подернуты матовой пеленой неведенья. В ней еще так сплетены порывистость и угловатость девочки и девическая стать в изгибе спины, жесте руки. Завтра она станет прекрасной, но сегодня это прекрасное еще не вырвалось наружу, еще прячется внутри ее, еще таинственно наполняет ее. Она и сама понимает, что с ней что-то творится, и потому становится неожиданно для себя серьезной, и это удивляет ее.
— Ненилочка, – раздался голос Полины из окна, и девочка, словно очнувшись, побежала домой.
— Ненила? – спросил я Андрея.
— Как прабабку назвали.
Прабабка ее Ненила Нивина плясала молодой, растила детей, провожала их и мужа на войну, смахивала над русыми головенками внучат тайные слезы по их отцам, не вернувшимся домой.
А что ждет эту маленькую Ненилу, ступившую на порог жизни?
Я принял мяч от Андрея и – верьте не верьте – именно с этого удара выбил сигарету изо рта Егора.
...Пора было уезжать. Егор спросил на прощание:
— Случаем не знаете, в Болгарии жарко?
— Не знаю, как нынче.
— Надо бы мне знать – туристом туда еду.
Андрей стоял рядом со мной; мы уже собирались садиться в машину, когда Поля бочком сбежала с крыльца, обняла Андрея, и я слышал, как шепнула ему:
– Не выдержать мне более, брат...
Андрей ничего не сказал ей, лишь, прощаясь, руки Егору не подал.
За баранку сел Андрей, гнал машину, распугивая важных петухов. Я не вытерпел:
– Слушай, что у них, если не секрет? Андрей помолчал, сбавил газ.
– Ненила-то не от него. От летчика Ивана Першина, нашего местного. Разбился он – они и пожениться не успели. За Егора вышла потом, он ее крови от ревности лишил. А теперь уж, может, и не ревнует так, да привык лютым быть с ней. Я, честно сказать, с умыслом вас позвал. Думал, при посторонних образумится... Сколько раз просил ее: уйди от него – так не хватает ей женской силы...
Он снова включил газ, машина рванулась, я вскоре задремал и в полудреме все видел Егора: вот идет он по лесу, и топор его направо-налево деревья валит; вот на четвереньках по дому бегает, рычит; а вот в соломенной шляпе бредет вдоль голубой воды по золотому песку в далекой стране Болгарии.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.