Насыпь

— Это с каких же пор книги стали ненормативным грузом, Женя? Бери, конечно, какие разговоры.

Потом они будут читать «Планету людей» вслух у костра по очереди. И как-то Донцул скажет, что хорошо бы все люди любили друг друга, как любил людей Экзюпери. «И что тогда было бы?» – спросит Иван Агеев. «Во-первых, ты не зажимал бы добавку ". – улыбнется Дубышкин (Агеев был кашеваром). «Нет, тогда бы не было этих снарядов», – тихо проговорит Демидов.

...Последний раз проверили снаряжение. На станции все погрузили в отдельный вагон, туда же вкатили походную кухню – жить предстояло в лесу. За несколько минут до отправления состава Демидов опустил в почтовый ящик три письма.

Он написал матери, чтобы не волновалась, если от него какое-то время не будет писем, едет, мол, в командировку. И про отца, чтобы берегла, тот что-то часто болеть стал. Сделал приписку для Ленки. Она начала писать ему почти без ошибок и написала в последний раз, что поссорилась со своей подружкой из-за того, что та сказала, будто ее старший брат, который служит в танковых войсках, главнее ее брата сапера. Евгений наказал, чтобы она с той девчонкой помирилась и что он считает – главнее тот, кто лучше делает свое дело, в каких бы войсках он ни служил. Написал Саше Самсонову. Они за одной партой с пятого класса сидели, занимались в одной спортивной секции, крепко, по-настоящему дружили. Саша учился в Казанском энергетическом институте, поступил сразу после школы. Евгений написал, чтобы Саша ни в коем случае не бросал спорт, несмотря на занятость в институте. «Спорт не только делает тебя сильнее, но и приучает к мысли, что тебе по плечу любое дело. Это я почувствовал на себе».

Третье письмо послал школьной учительнице по химии Олимпиаде Ивановне Чертовой. Почему именно ей?

Есть люди, которые оставляют в нас добрый след на всю жизнь. Мы помним их, прислушиваемся к их голосу в себе всегда и всюду, куда бы ни бросала нас судьба. И голос этот тем сильнее, чем больше сердца отдавали нам наши жизненные наставники, уча нас доброте и пониманию прекрасного. Олимпиада Ивановна была человеком, много пережившим, но сохранившим удивительную чистоту души и веру в людей. «Мальчики, – говорила она, – когда вы вырастете, вы многое поймете сами, но уже сейчас вы должны научиться любить все то, что вас окружает. Любовь рождает мужество, дает силы в борьбе, возвышает человека».

Был такой случай. Однажды Евгений и Александр, в ту пору семиклассники, решили добраться по трубе до карниза второго этажа и, пройдя по нему, влезть в класс через окно. Для испытания своей смелости. Олимпиада Ивановна увидела их уже на карнизе. Не остановила: боялась, что ребята упадут, если она скажет хоть слово. А когда вошла в класс, в глазах ее стояли слезы.

– Мальчики, зачем вы так!.. Смелость только тогда обретает смысл, когда служит благородному делу, а это просто глупое лихачество... – Она помолчала, вытерла глаза, улыбнулась. – Уверена, что у вас в жизни будет возможность проявить мужество. И не один раз.

В письме к Олимпиаде Ивановне Евгений напомнил ей историю с окном и в конце приписал: «Не думал, что так просто собрать себя для большого и трудного дела. В решающий момент понял, что вся предыдущая жизнь не дает права на отступление ни в чем. Все происходит само собой».

В доармейской судьбе Евгения нет чего-то исключительного. В его жизни все было, как у всех. И именно это определило линию его поведения в дальнейшем. Учился, хорошо шел по математике, на районных и городских математических олимпиадах завоевывал призовые места. Любил рыбалку, много читал, особенно про войну. Часто расспрашивал о войне своего деда, прошедшего пехотинцем финскую и Отечественную, орденоносца, человека богатой судьбы и очень справедливого.

Как-то вместе с товарищами Женя задержал браконьера, застрелившего лебедя. Не испугался, когда тот пригрозил ружьем, первым подошел к нему и схватил за ствол «бельгийки». Браконьер рассвирепел, оттолкнул Евгения, но он продолжал держаться за ружье «мертвой хваткой». На помощь подоспели товарищи.

...Однажды в школу пришли ветераны. Ему особенно запомнился один из них – невысокий, с усталыми глазами, без руки. Он о себе рассказывал мало. Сказал, что воевал сапером, руку потерял на последних днях войны при разминировании детского сада. Потом образ этого человека много раз вставал в памяти Демидова – там, на разминировании.

После школы Евгений не добрал баллов на экзаменах в институт, устроился работать в обувное объединение «Спартак» фрезеровщиком. Там же работала его мать... Потом морской клуб ДОСААФ, армия, школа водолазов, служба... Все, как у всех, вернее, как у многих. И невольно подумалось, что в этом, пожалуй, огромная наша сила и правда: сама жизнь, сама среда выплавляет из мальчишек самоотверженных бойцов и учит их беззаветно любить Родину. Поэтому в их последующей взрослой жизни «все происходит само собой».

...Лагерь разбили у неширокой речушки Километрах в двух с половиной от опасного участка насыпи. Ближе было нельзя: Бельцин знал по опыту – при подрывах извлеченных из земли снарядов и мин осколки разлетаются в радиусе до двух километров, а порой и больше. Сбили настил из досок, под ним расстелили лапник. Хоть и стояла жара,

высушившая лес до ломкого звона, дожди могли начаться со дня на день, и тогда уберечь полевое солдатское жилье от сырости будет трудно. Демидов устроился в палатке вместе с Дубышкиным и Донцулом; привыкли друг к другу, хотелось быть вместе и сейчас, когда начиналось самое первое в их жизни большое испытание.

После обеда Демидов подошел к Бельцину.

– Товарищ капитан, ребята рвутся сходить туда сейчас... Я от имени комсомольцев прошу разрешить...

В нескольких шагах за спиной Демидова стояли Николай Власихин, Донцул, Дубышкин и другие.

– Поздно уже, потерпите до утра. Утром придем и сразу начнем.

Вышли из лагеря рано, солнце еще не всплыло над лесом. Демидову досталось нести миноискатель. Шли молча, даже Дубышкин, большой специалист по части балагурства, за всю дорогу не проронил ни слова – не тот момент. Просека упиралась прямо в железнодорожную насыпь. В нескольких метрах от нее тянулась наскоро проложенная нитка времянки. С обеих сторон на дорогу плотно наседал лес. И так до самого горизонта.