Десять лет назад, чтобы написать статью для «Смены», я встретился в Одессе с Т. Д. Лысенко. Трофим Денисович работал тогда ещё директором Одесского института селекции и генетики и только что был избран президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук.

Мне показалось, что он озабочен перспективами новой работы, и я спросил его об этом. — Я привык думать возле грядки, в опытном поле,— ответил Лысенко.— Что ж, придётся заиметь опытное поле в Москве, при Академии!

Переехав в Москву, Лысенко получил возможность ставить и проверять свои эксперименты на таком опытном поле, какого не было ни у одного учёного в мире. Речь идёт не об опытном участке Академии в Горках-Ленинских, а о бескрайних просторах колхозных и совхозных полей, о нивах, что раскинулись на миллионы квадратных километров,— они стали «опытным полем» учёного.

Партия, правительство, народ ещё до выдвижения Трофима Денисовича на пост президента хорошо знали, какого масштаба этот учёный. Его способ яровизации зерновых, дающий прибавку урожая на 2—3 центнера с гектара, был объявлен правительством обязательным, и площадь, засеянная яровизированными семенами, достигла 10 миллионов гектаров. Лысенко разработал метод «летних посадок картофеля» — метод, который дал возможность нашему Югу, ранее ввозившему посадочный картофельный материал из более северных районов страны, получать самому высокие урожаи картофеля и улучшить семеноводство этой культуры. Метод этот тоже был объявлен правительством обязательным. В своде правительственных постановлений можно было найти и решение об обязательной чеканке кустов хлопчатника", этот способ повышения урожайности хлопка тоже был разработан Лысенко.

Теперь, при переезде из Одессы в Москву, Трофим Денисович мог заниматься проблемами не только южного земледелия. Тому, кто так блестяще показал себя как революционер науки, партия и правительство предоставили возможность ставить свои опыты на всей необъятной шири Советского Союза. В 1939 году правительство поручает Лысенко добиться повышения урожайности проса.

Лысенко решает совершенно изменить агротехнику посева этой культуры и ставит свой «опыт» на площади в 500 тысяч гектаров. И сразу же происходит скачкообразный рост урожайности. Опыт с повышением урожайности проса академик Лысенко повторил и в 1947 году. Колхозы и совхозы страны на площади в миллион гектаров вырастили богатый урожай этой культуры. Лысенко едет в Сибирь, он никогда не был там раньше. В Сибири плохо вызревает озимая пшеница. Учёные, не один год прожившие, в Сибири, утверждали: «Это потому, что пшеница плохо переносит сильные здешние морозы». До последнего времени науке не удавалось разрешить эту трудную задачу. Опытные посевы озимой пшеницы на парах, как правило, погибали зимою. Мороз разрывает вспаханную почву и вместе с тем рвёт побеги пшеницы. Холодные ветры, неся с собой множество песчинок, повреждают и часто полностью уничтожают листья озимой пшеницы. Условия на паровых полях оказались абсолютно не соответствующими биологическим требованиям растений озимой пшеницы. Лысенко, проведя ряд опытов, сказал: «Сейте пшеницу по необработанной чистой стерне яровых культур и снимете прекрасный урожай. Мороз не сумеет разорвать твёрдую землю, да к тому же у пшеницы будут «союзники» — корни, оставшиеся после жатвы растений».

Сеять по стерне — да это противоречит всем канонам агротехники! Но колхозники Сибири и Алтая по совету академика Лысенко посеяли пшеницу по стерне и получили прекрасный урожай. Так Т. Д. Лысенко было сделано выдающееся открытие, показавшее возможность перезимовки озимой пшеницы в Сибири.

В войну в стране был особо дорог каждый килограмм питательных веществ, и Лысенко помогает сберечь их миллионы тонн. Его предложение сажать картофель не целыми клубнями, а срезками с их верхушек дошло не только до каждого колхоза, но и до миллионов горожан, впервые в жизни во время войны взявшихся за огородничество.

И все эти предложения принимаются без сомнений: а выйдет ли? Народ знает: раз говорит Лысенко, — значит, выйдет. Почему так? Откуда такое доверие к Лысенко? Да и может ли сам учёный с чистой совестью переносить выводы, добытые в его опытах, сразу на площадь в миллионы гектаров, семь раз не проверив, не подвергнув сомнению каждый вывод своего эксперимента? Учёные-консерваторы говорят: нет, нельзя, это авантюризм. Учёный-революционер говорит иначе: если ты уверен, что общая теория, из которой исходят твои частные выводы, верна, если ты проводил свой опыт тщательно, «чисто», — не сомневайся в этих выводах и смело внедряй их в жизнь, в практику. Лысенко страстно верит в справедливость того материалистического, биологического направления, которого он придерживается, и также страстно ведёт борьбу с противниками этого направления. Откуда такая нетерпимость? Справедлива ли она? Да. Потому что Лысенко знает: его противники не просто имеют «другую точку зрения» на некоторые научные проблемы, а они тормозят движение науки вперёд, они мешают советскому народу получать больше зерна, мяса, хлопка, они мешают строительству коммунизма.

Лысенко — последователь Тимирязева, Вильямса, — Мичурина, великих советских естествоиспытателей. Сущность того направления в биологии, которое он возглавляет, заключается в следующем: нельзя рассматривать живой организм вне связи его с окружающей "средой; под влиянием условий жизни изменяется природа организма, и изменения эти наследуются. Это положение признавал и великий учёный Чарльз Дарвин. Но он утверждал, что человек не может проследить, познать, каким образом внешняя среда влияет на организм, а потому человек не может сознательно создавать такие условия жизни, которые вызывали бы в организмах заранее известные человеку и нужные ему изменения. В этом утверждении была одна из основных слабостей теории Дарвина. После Дарвина биологическую науку поднял на более высокую ступень великий советский учёный Иван Владимирович Мичурин. Он первый, не ожидая милостей от природы, стал переделывать живые организмы. Изменяя условия жизни, он, по заранее намечаемым планам, вывел сотни сортов плодовых, которые никогда ранее в природе не существовали. Лысенко ещё дальше двинул биологическую науку, разработав теорию о стадийном развитии растений. Он выяснил, что на разных стадиях своего развития растения предъявляют Требования к различным условиям жизни. На первой стадии (Лысенко назвал её стадией яровизации) главным для развития растения является количество тепла, а вот количество света, например, на этой стадии не имеет значения. На второй же стадии главное — количество света или темноты, получаемого растением. Разработка этой теории позволила Лысенко ещё более уверенно, сознательно управлять переделкой природы растений.

Против Лысенко, как и против Дарвина, как и против Мичурина, выступили реакционные учёные-идеалисты. Если во времена Дарвина они вообще отрицали влияние среды на живой организм, на его строение, то теперь, под напором накопившихся в науке фактов, они этого уже делать не могут. Но они отрицают, что изменения, происшедшие в живом организме, передаются по наследству. Для этого они выдвинули теорию «двух веществ». Каждый живой организм, говорят эти биологи, состоит из сомы — тела — и заключённого в половых клетках «наследственного вещества» — хромосом, которые в свою очередь состоят из мельчайших частиц — генов. Сома организма, его тело, под влиянием внешних условий может измениться, но вот гены — никогда. А так как определённые качества организма наследуются только с помощью генов, то никогда те изменения, которые произошли в теле организма под влиянием внешних условий,— никогда эти изменения по наследству не передадутся.

Всюду и везде Лысенко не уставал говорить, что теория генов, или хромосомная теория, — это самая что ни на есть реакционнейшая поповщина. Почему? Да потому, что если верить приверженцам этой теории (их называют «формальными генетиками»), то надо признать, что в природе всегда существовало столько же генов и таких же генов, сколько их существует сейчас. Значит, природа неизменна, значит, в природе нет развития, а ведь это и нужно тем, кто пытается «доказать» создание природы господом богом. Развития в природе не существует — это и нужно доказать тем, кто стоит за вечное существование войн, голода, угнетения человека человеком. Теория «неизменных генов» — это способствующая фашизму теория. С её помощью реакционеры стремились оправдать борьбу рас, имеющих якобы разные «фонды генов», между которыми существует непроходимая пропасть. Теория генов тормозит науку, потому что если гены неизменны, то нельзя сознательно создавать новые растения, выводить новые породы скота.

— Но нет,—говорит Лысенко.—Вы все врёте, господа хорошие! Вы говорите, что яровая пшеница отличается от озимой потому, что у одной существует ген «провести», а у другой— ген «озимости». А я вот приучаю яровую пшеницу к холоду, перевоспитываю её природу, высеваю её с осени—и она становится озимой. Вы говорите, что наследственные качества передаются только через хромосомы, через половые клетки, а я вот прививаю к кусту помидоров с красными плодами ветвь помидоров с плодами жёлтыми. И мало того, что жёлтые помидоры начинают краснеть, но и плоды, выращенные из семян этих, изменивших свою окраску помидоров, тоже вырастают красными. До меня тысячи таких опытов ставил Мичурин. Здесь дело обходится без полового скрещивании, а природа потомства менялась. Что же остаётся от вашей теории «неизменности генов», от теории «особого наследственного вещества», сосредоточенного в половых клетках? Ничего!

Но противники Лысенко не сдавались. Рассудку вопреки они продолжали отрицать факты, рушившие их теории, они клеветали на Лысенко, лгали, что опыты его никем не проверены. В зарубежных генетических журналах потоки грязи выливались на Лысенко так же, как на Тимирязева, Мичурина, как на всё русское, советское. У буржуазных клеветников нашлись свои подпевалы и в СССР из числа тех, кто еще заражён раболепием перед всем иностранным, из той породы интеллигентов, чьё сознание ещё обременено тяжким наследием старой буржуазной идеологии.

Последний «бой» эти приверженцы идеалистического мировоззрения в биологии попытались дать Лысенко в августе этого года на сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, на которой президент академии сделал доклад о положении в биологической науке. Невнятен и жалок был их лепет после блестящего доклада славного учёного, в котором он не оставил камня на камне от буржуазного направления в биологии.

Мне довелось быть в эти дни в зале Министерства сельского хозяйства СССР, где проходила сессия. Собравшиеся встречали этих «оппонентов» ироническими репликами, возгласами недовольства, требованием рассказать, что же практически дала их «наука» народу. Бурными аплодисментами ответил зал на заявление академика И. И. Презента о том, что пора покончить спор с морганистами, пора перестать убеждать их, пора начать беспощадное их разоблачение как махровых реакционеров в науке.,

Но самый интересный момент был на сессии, когда, выйдя к трибуне для заключительного слова, Трофим Денисович сказал: «Меня в одной из записок спрашивают, каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его».

Долго не смолкал восторженный гул в зале. Все поняли: положен конец ненужному, вредившему науке спору. Своё авторитетное суждение высказали ЦК нашей партии, великий корифей науки — товарищ Сталин.

Сказав эту, так взволновавшую зал фразу, Лысенко сам долго не мог успокоиться от охватившего его волнения. Он то приглаживал свою непокорную, схожую с гоголевской, прядь волос (он ведь земляк с Гоголем, полтавец Лысенко), то пил воду, то принимался сам аплодировать.

Победа, решительная победа одержана. Её помогли ему одержать партия, товарищ Сталин, который ещё в 1935 году подал реплику во время его, лысенковской, речи на Втором съезде колхозников-ударников: «Браво, товарищ Лысенко, браво!»

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.