- А кем вы ему доводитесь? - набравшись смелости, спросил я.
- Кем довожусь? Я? - удивилась Ольга, краснея. - Странно! Разве не видно? Я его жена...
- И давно вы поженились?
- Не очень. Сегодня восьмой день. – Ольга снова взобралась на кровать, положила подбородок на острые колени и вздохнула. - Ох, и смешная у нас была женитьба! И без свадьбы. Все через моего отца. Верите, мой отец профессор, преподает историю, образованный, а такой старорежимный человек, что просто удивительно! Никаких чувств не признает, о любви ему и не говори: уши ватой закрывает! Мать обнимает меня, плачет, а отец злится и ни за что не соглашается. Не хочет, чтобы я уезжала в колхоз, да еще и на птицефабрику. Что ты, кричит, птичницей будешь?... Ну, мы с Михаилом думали - думали, гадали - гадали: как же нам быть? Михаил приехал в Москву всего на два дня, его фабрика ждет, монтажники без него ни на шаг, времени у нас нет, а отец уперся... - Она закрыла лицо ладонями и неслышно засмеялась, видимо, вспомнив что - то смешное. - Вот так и увез меня Михаил в эту дождливую степь... А вернее, украл, как горянку... Ночью, без привычки, как только услышим стук в дверь, так и думаем: либо отец, либо милиция - Правда, смешно?
Смешно или печально, я не знал и нарочно медлил с ответом... В это время где - то за стеной отчетливо застучал движок. Шума дождя не стало слышно. Подвешенная к потолку лампочка сперва зажглась тускло, красноватым накалом, потом вспыхнула так ярко, что заболели глаза. Ольга сбросила шаль, соскочила с кровати и, по - детски радуясь, захлопала в ладоши, закружилась по комнате.
- Ура! Есть свет! Спасибо вам за бензин! - смеясь, говорила она. - Не люблю темноты! Холодно и противно, когда темно... Теперь пойдемте, посмотрите, какое у нас вырастает чудо!
В просторном и высоком здании было светло. Лампочки на черных шнурах пауками спускались из - под крыши. В двух залах, разделенных служебными комнатами, вырастала фабрика яиц. Завезенное оборудование было еще не все поставлено. Всюду в беспорядке валялись то доски и столбы, то кирпич и шинное железо, то мотки проволоки и пучки тонкого провода, то жестяные ванночки и оконное стекло. Часть клеточных батарей лежала вдоль стены: для них готовился фундамент. Поперек здания от окон к окнам серыми стежками тянулся еще не затвердевший цемент. Другие батареи с клетками в пять ярусов, каждая на пятьсот несушек, с этажерками кормушек и с электромоторами стояли рядами, возвышаясь к потолочным перекладинам. Сделанные из алюминиевой проволоки решетки тускло поблескивали.
- Красиво! - сказала Ольга, с любовью глядя на мужа. - Приезжайте к нам через два месяца. Тут столько будет птицы!
- Оля! Зачем же через два? - возразил Михаил. - Раньше! Это сегодня из - за бензина мы не имеем света и ночью бездействуем. Если монтажники возьмутся, ночи не поспят, то управятся досрочно. Эх, и фабрика будет! Настоящая! Это же - современное промышленное предприятие. Всюду полная автоматика! - Михаил подвел нас к готовой клеточной батарее, приоткрыл одну решетку. - Вот в эти клетки - одиночки сядут несушки, двадцать тысяч. Ежедневно мы будем иметь, если считать в среднем, десять тысяч штук яиц. В месяц триста тысяч. Сложить в одну кучу - это же целый курган яиц! А труда будет затрачено совсем мало. О том, чтобы несушки были своевременно накормлены и напоены, чтобы под ними было чисто, позаботятся механизмы. Вот они все здесь. На каждой батарее в этом месте мы монтируем электромоторчик и электроустановку с реле времени. Тут находится своеобразный технический мозг. Видите, показано пять минут. Это время стоянки кормушки - ровно через пять минут она двигается дальше. На этой этажерке пять кормушек, одна на каждый ярус. Кормушка подойдет к пяти клеткам и сама, автоматически, остановится. Постоит пять минут, пока куры поклюют корм, а через пять минут так же, автоматически, передвинется к другим пяти кормушкам, затем к следующим. И так до конца. Захотела, скажем, несушка воды, - пожалуйста, есть и вода. Она течет по этому желобку, всегда чистая и свежая. Нужно убрать помет - включается реле, и специальные скребки движутся в одну и в другую сторону. Фабрика в степи - что тут скажешь!
- Миша, расскажи, куда ложатся снесенные яйца, - подсказала Ольга.
- Да это и без пояснений понятно, - охотно рассказывал Михаил. - Вы заметили, что решетка, на которой стоит несушка, несколько покатая. Снесенное яйцо легонько выкатывается из клетки и задерживается вот этим ремешком.
- А нету, случаем, такого механизма, чтобы брал яйцо и относил его в ящик для отправки? - пошутил Яша.
- Пока нету, - вполне серьезно ответил Михаил. - Но мы к тому идем.
- Все ж таки удивительно! - сказал Яша и покачал головой. - Ведь это же какое крестьянству удобство! Посади в клетки двадцать тысяч пеструшек, включи реле - и пошли, покатились яички одно за другим! Только поспевай собирать!
Время близилось к полуночи, когда мы обошли все помещение будущей фабрики. Михаил взял Ольгу под руку и, застенчиво улыбаясь, сказал, что, пока есть свет, они просмотрят какие - то чертежи, которые не успели просмотреть днем, нам же советуют ложиться отдыхать.
В небольшой комнате, куда нас проводил Михаил, не было ни кровати, ни стола, ни даже обыкновенной лавки. Разбитый стожок сена, еще пахнущий солнцем и степью, заменил нам постель. Недолго думая, Яша набрал в охапку травы, расстелил ее по полу ровным слоем, лег в чем стоял и, укрывшись брезентовым плащом, тотчас захрапел. Я раскинул бурку на стожке, буркой же и укрылся. Сено подо мной мягко вдавливалось, глухо потрескивало, издавая дурманящий запах полевого разноцветия...
Меня мучила бессонница. Болела голова. Не знаю, равномерный ли, как стук сердца, звук движка за стеной был тому причиной, запах ли сухих степных цветов, нежданная ли встреча с молодоженами, а может, и сознание того, что мы попали в дождь, заблудились и не добрались до чабанов, но только уснуть я в эту ночь не мог. До боли в висках закрывая глаза, я старался ни о чем не думать, пробовал считать до тысячи, а передо мной то возвышались белые стены с рядами клеточных батарей, то блестели окна, то стоял Михаил Скоробогатов со своей «ворованной» женой.
Странное, еще не испытанное чувство охватило меня. В глухой степи вместе с рождением фабрики зарождалась новая семья. Свивалось крохотное гнездо. И ничего, не беда, что первые соломинки в этом гнезде положены в не приспособленном для жилья помещении и что в гнезде еще пусто и неуютно; ничего, не беда, что где - то плачет по дочери мать и злится отец, и что по ночам молодым людям видится погоня... Все это пройдет и забудется... «... Профессор, преподает историю, а такой старорежимный...», «Ну, мы с Михаилом думали - думали, гадали - гадали...» Нет, не верьте, Ольга сказала неправду: отец ее, разумеется, не «старорежимный», и они с Михаилом ни о чем не думали и не гадали - это им только казалось. Они взялись за руки и пошли, молодые и счастливые...
Я слышал, как оборвался стук движка, как о крышу снова захлестал мелкий дождь с ветром - будто кто - то бил мокрым рядном... Отворилась дверь. Я приподнялся, зажег спичку. У порога стоял Михаил с опечаленным лицом. В руках у него было знакомое мне рыжее одеяло из верблюжьей шерсти.
- Мы с Ольгой так и думали, что вы не спите, - сказал Михаил. - Сыро тут и холодно, разве уснешь? Возьмите одеяло... Оля прислала.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Из истории русской журналистики