На охоте

Гошка берет только четыре патрона:

- Обоих селезней не отдам, а то как не убью, стыдно в деревню идти без ничего: ребята дразниться будут.

- Ах ты, чудило, чудило! - сердито говорит Виктор Андреевич. - Положи селезня, бери патроны! Ты за кого же меня принимаешь? А если бы у меня кончились патроны, не дал бы?

- Дал, - отвечает Гошка.

- Вот и бери да стреляй метче. В лет бей!

- Боюсь, промажу.

- Учись! А я пошел. Ночевать приду. Жди... - И Виктор Андреевич скрывается в камышах.

На краю Филатовского озера, у стены камышей, приспособив куст мелкого тальника, охотник сделал шалаш - скрадок. Втолкнул в него обласок, покрыл дно лодки камышом, на длинном шнурке выпустил подсадную, выбросил на воду чучела. Утка окупнулась, приподнялась над водой, торопливо захлопала крыльями, громко и призывно закрякала. Виктор Андреевич затаился. Забыты город, школа, озорные ребята. Сквозь щели скрада пробиваются лучи заходящего солнца, желтые коконы цветущего тальника касаются щеки, но охотник видит только утку, слышит только ее призывный крик. Нет, не подведет старая Белокрылка! Вот где - то вдали шавкнул в ответ селезень. Утка прислушалась и начала звать настойчиво, без перерыва. Из - за камышей вылетел крякаш, но к утке не идет, а делает широкий круг, внимательно и подозрительно оглядывает все.

«Старик, стреляный», - думает Виктор Андреевич и замирает, сжимая ружье. Большой палец толкнул предохранитель. Не поворачивая головы, он следит за полетом. Два круга, три, а утка зовет и зовет. Осторожный селезень наконец опускается поодаль, и не успел он коснуться воды, как из скрада метнулось пламя...

Радостно поглаживает охотник первую добычу, любуется весенним брачным нарядом крякаша. Нет весной птиц красивее селезней! Как - то Виктор Андреевич насчитал на соксуне двенадцать оттенков расцветки. А подсадная зовет вновь. Ей отвечает подсадная Гошки, и оттуда доносится выстрел. Второй крякаш выплыл из камышей. Бить пришлось в упор, и, как всегда бывает в таких случаях, с первого раза промазал. Догнал из левого ствола.

Погасла вечерняя заря. Сибирская весна дохнула холодом. Пора и на короткий отдых.

Гошка ждал и прямиком быстро вывел к полевому стану. Осенью здесь был ток. В темноте виднелись ребра стропил, большая скирда соломы. В сарае молотилка, триер и еще какие - то машины. Поодаль лежали жерди, бревна, куча дров. За скирдой чернел большой таловый куст, густо оплетенный посохшей травой.

- Вот тут и заночуем. Люблю ночевать в поле! Селезней надо бы на ветерке подвесить: оно хоть и холодно, но пусть их обдувает, - степенно говорит Гошка. - Тяжело вам, поди, в сапогах: вон какие бахилы! То ли дело мои обуточки! Легко, соломки побольше положил - сухо и мягко... Давайте и ваших подвешу.

Гошка взял пару селезней у Виктора Андреевича, подержал их на весу вместе со своими четырьмя и, довольный, подвесил добычу на стропила.

- Я ведь могу охотиться и без подсадной, сам подманиваю. Летит селезень, а я ему как дам, дам на посадку - обязательно воротится.

Гошка несколько раз крякнул. Ему ответила Белокрылка, в камышах отозвался крякаш.

- Видали? Могу сюда приманить, - и он счастливо засмеялся. - Завтра обязательно подманю, мне бы патронов, я бы уток по двадцать брал, я тут все места знаю. Вы разводите огонь, а я сбегаю в околок за водой: в болоте гнилая.

Гошка схватил котелок и исчез в темноте. Вскоре послышалось кряканье утки. Виктор Андреевич невольно насторожился, но тут же догадался, что это проделки Гошки, и улыбнулся. Он подошел к кусту. На корявых ветвях шапками торчали клочья соломы. Наломав сушняку, охотник разжег костер, вырубил рогульку, чтобы подвесить котелок, отрезал себе и Гошке по большому куску сала.

Чай пили по очереди: у Гошки не было посуды.

Через час, разрыв верхушку скирды, охотники улеглись спать. Гошка рассказал немудрую историю своей жизни. Отец погиб на фронте. Сам он кончил семь классов и пошел работать в совхоз, второй год ухаживает за молодняком. Осенью хочет поступить на заочное отделение зооветтехникума.